Встаю и неспешно иду к дороге. Попасть в город для меня важно прежде всего из соображений личной безопасности. Тут, если судить по одежде, эпоха соответствует земному Позднему Возрождению, этак век уже семнадцатый. Останавливаюсь, присаживаюсь на корточки и срываю с башмаков серебряные пряжки. Уж за них кто-нибудь точно меня прибьёт. Бреду и размышляю в основном об угрозах, таящихся за стенами города. Решаю, что в худшем случае местные криминальные элементы отберут у меня одежду, и успокаиваюсь. Мысли сразу направляются в нужное русло: «Я же умею читать! Значит, нужно наняться в какую-нибудь лавку и на первых порах помогать её хозяину чем смогу, чтобы побольше разузнать об этом мире».
Ворот у высокой арки на входе в город не оказывается, а вот стражники службу несут. На поясе у них болтаются узкие мечи, а на голове бликуют солнечными зайчиками железные шлемы. Штаны и куртки у местных защитников порядка пошиты из выкрашенной в рыжий цвет кожи. Оба здоровяка почему-то разглядывают меня, как редкую зверюшку. Я в свою очередь тоже глазею на них, пока не приблизился настолько, что обоняю запах лука и винный перегар. Шарахаюсь в сторону и слышу вопрос, который разит меня наповал и в какой-то мере открывает первый сюжетный квест:
– Полукровка, решил папашу навестить?
Оба охранника регочут, обнажив жёлтые зубы, но пройти не мешают. Я же ускоряюсь, чтобы не нажить на свою голову никаких новых неприятностей. Вопрос, почему они меня обозвали полукровкой, уже не даёт покоя. А спросить, увы, не у кого. Вернуться и поинтересоваться на этот счёт у стражников – идея так себе. Скверное настроение теперь усугубляется ещё и беспокойством: что со мной не так? Предчувствие, что наверняка об этом я скоро узнаю, делает мою походку нервной, я сутулюсь, испытывая от этого жуткий дискомфорт.
Впрочем, вскоре замечаю, что немногочисленные прохожие на меня внимания не обращают, и успокаиваюсь. С любопытством туриста посматриваю на старинные здания, вонзающиеся каменными шпилями в бездонное небо. Пахнущие ещё средневековьем узкие улочки сменяются одна за другой. Запах немытых тел, кислых щей, мочи и трупный время от времени доносится порывами ветра.
Людей вокруг становится всё больше. Пройдя два квартала и обессилев от толкотни и шума, сворачиваю в узенькую, относительно безлюдную улочку и вздыхаю свободно. Тут, у дверей, на вынесенных из дома стульях, непринуждённо восседают пожилые матроны и отцы семейств в довольно затрапезном виде, словно эта улица является частью их дома. Кое-где на мостовой играют дети, облезлые, худые кошки воровато пересекают улицу, гугулькают под ногами и на карнизах голубиные пары…