— Да, давай уже быстрее! — чуть не закричала Пожарская. И я протянул лекарство, а затем воду, чтобы его запить.
— Слушай мой голос, ты сейчас заснешь и столкнешься в своем сне с десятком гомункулов. Враждебные куклы будут сражаться с тобой в полную силу. Ты будешь вооружена своим любимым оружием и сможешь использовать свою стихию. Проснешься завтра утром, или после того, как победишь десять групп по десять марионеток, — громко и четко произнес я, дожидаясь, пока глаза Пожарской не начнут закрываться. — А теперь спи!
Девушка откинула голову на подушку и через несколько минут громко захрапела. Вначале мне даже показалось, что ничего не сработало, но затем по всему ее телу прошла дрожь. Екатерина нахмурилась и слабо застонала. Ее глаза начали бегать, чуть смещая веки. Руки и ноги непроизвольно дергались — будто она пыталась и в самом деле ими отбиваться.
— Отлично, работает. Следующая Нинель, — сказал я, указывая на кровать рядом. Горничная нахмурилась, но сомневалась всего несколько секунд. Я повторил всю процедуру от начла до конца и, убедившись, что зелье и на нее подействовало соответствующе, пригласил следующего. А уже через полчаса все мои одноклассники, кроме Виолы, дергались в кроватях.
— Ты принимаешь зелье убеждения добровольно? — почти закончил я фразу. Девушка, привыкшая к многократно проведенному ритуалу погружения в сон, тут же согласилась. Недаром я оставил ее напоследок. Вот только теперь мои слова чуть отличались. — Во сне ты сможешь использовать свое любимое оружие, с которым обращаешься лучше всего. Ты сможешь использовать стихию ветра.
Последние слова я произнес, когда глаза Виолы уже закрывались, но ее сознание крепко уцепилось за сказанное. Я же лишь улыбнулся, для того чтобы убедить человека в том, что он не считает до конца верным, иногда нужно убедить его в том, что ему это нужно куда больше, чем тебе, но от своего слова я отказываться не собираюсь. Тем более что завтра мой план только начнет осуществляться.
День прошел за подготовкой и поиском ответов. Пришлось пару раз наведаться в библиотеку, к торговцу академии и даже к Морозову. Впрочем, о последнем визите хозяин камер в подвале ничего не узнал, а вот я создал отмычку и прошелся по всей пыточной. К сожалению, никаких записей, кроме журнала допросов и правонарушений, я не нашел. Но и тут удалось почерпнуть немного интересной информации.
Выяснилось, что мой проступок, за который «я» получил пять плетей, прописан как нарушение устава в пункте оскорбления монаршей семьи. Что еще удивительней, я и в самом деле нашел такой пункт. И тут вопрос не в старший-младший, просто на принцев и князей никакие правила о равенстве не распространялись даже близко. Впрочем, чему тут удивляться, если даже декан Золотов напоминал мне, что все в комнате регистрации старше меня по титулу. Да и слова самого Морозова о том, что заслуживают уважения только настоящие аристократы, не говорили в его пользу.