Три Германии. Воспоминания переводчика и журналиста (Бовкун) - страница 39

Ответственность отцов. «Двумя естественными связями привязан человек к земле: он любит ту жизнь, которую получил от прежнего мира, и ту жизнь, которую он сам даёт миру будущему после него, и эту последнюю — больше первой. Он привязан к дому отца своего, но еще больше — к сынам своего дома». Прочитав в студенческие годы это рассуждение Вл. Соловьёва, я сформулировал для себя основной нравственный принцип отцовства: отец должен любить своих детей ещё до того, как они появятся на свет. Только этим и оправдана любовь человека к жизни. И не в том ли состоит психологическая основа конфликта отцов и детей, что молодые мужчины, еще не ставшие отцами, пытаются оспорить божественную истину любви к жизни после себя! Разносторонне одарённому богослову Павлу Флоренскому, которого я особенно ценю за его поэтическую прозорливость и талант которого распространялся на столь обширные сферы человеческого опыта, как философия, лингвистика, психология, физика и математика, дарована была способность проникать в суть вещей и постигать многие тайны божественного откровения. Изучая сложные отношения между человеком, Богом и природой, он посвятил отдельное исследование любви и дружбе. Объединив телесную любовь, родовую привязанность, уважение и приязнь в единое понятие «любви-дружбы», Флоренский определил это состояние как взаимное проникновение или внутреннюю близость личностей, которая облегчает нам процесс самопознания. В справедливости этого суждения я убеждался, общаясь с родителями моих друзей. Узнавая друга тем ближе, чем больше времени я проводил в беседах с его отцом или матерью, я начинал лучше разбираться и в собственных ощущениях. Никогда не отказывался посидеть за столом со старшими, слушая рассказы о прошлом. Помимо общего интереса к фактам и оценкам, с которыми невозможно было познакомиться, просиживая в библиотеках, мною руководило желание понять те поступки сверстников, которые объяснялись характером их отношений с родителями. На мое счастье родители моих близких друзей в то время еще не стали бабушками и дедушками. Воспоминая их были свежи и ярки. Жаль, что, надеясь на память, я не записывал их хотя бы задним числом.

Корекозево. Интуитивная практичность побуждала людей строить города вдоль рек, а деревни — вдоль дорог. Так поступали древние германцы и точно также поступили безымянные строители, пользовавшиеся трактом Калуга-Перемышль. Название новому селу они дали странное — Корекозево. В. И. Даль, изучавший говоры крестьян Калужской губернии, обратил внимание на слово «корек», означавшее корягу или кривое дерево. В калужских лесах таких деревьев видимо-невидимо. И первые строители, наверное, часто ругали неровные брёвна, принесённые из леса. Одно слово — криволесье. Возможно, так и родилось название Корекозево. Блага цивилизации лишь на время привязывают нас к городам. Вот почему, выйдя на пенсию, большинство пожилых людей с городскими профессиями устремляются на дачные участки и в деревни. Зов предков, обрабатывавших пашню «бовкуном», т. е. с одним волом, я ощутил в себе с ранних лет и очень любил бывать в деревнях. Но папу не мог представить себе в роли крестьянина, хотя на Ордынке он с удовольствием возился в палисаднике. Впервые услыхав про Корекозево, где папа стал проводить большую часть года, я превентивно обрадовался, а вскоре полюбил эту деревню как родной уголок. Она продлила папе жизнь после инфаркта, сделав её даже ещё более полновесной. Мне нравилось всё: старосветские домишки, вытянувшиеся одинаковыми кубиками вдоль шоссе на четыре километра, необыкновенное разнотравье с редкими луговыми растениями, песчаные отмели на Оке и живописная речушка Желовка с юркими вьюнами, которая и сама подобно вьюну скользила зигзагами через редкий лес; душистый мёд, плантации польских грибов (на местном наречии — «глухих»); маслята в сосняке, зеленушки, которые мы с папой выкапывали прямо на лесной дороге. А ведь у местных жителей были основания считать деревню Богом забытой. После того, как большевики раскулачили чуть ли не всех крестьян в округе и спалили монастырь, наступили для деревни трудные времена. Даже дожди обходили её стороной, а какой урожай без воды на песчаной почве! От пожаров, неурожаев и людской бестолковщины медленно вырождалась земля. Корекозево наполнило нашу жизнь многими событиями и случайностями. Однажды мы с папой собрались по грибы. Отъехав на «Волге» от ворот метров на 200, я остановился рядом с грузовиком: в кузове красовались отборные яблоки. Сторговался с шофёром и побежал за ведром, а когда вернулся, возле нас притормозил милицейский «газик», и плотный мужчина принялся строго допрашивать папу, который за всю свою жизнь не допустил ни одного правонарушения. Он и меня привлёк к ответу. «Вы покупаете ворованные яблоки, их везут на переработку на винный завод». У папы документов при себе не было. Я предъявил журналистское удостоверение, и милиционер неожиданно смягчился. «Москвичи? Вам так необходимы яблоки? Это же падалица!» «А почему бы нет! Посмотрите, какие это яблоки! Я таких даже на рынке давно не видел». «Ну, это поправимо, — рассмеялся представитель закона. — Сейчас напишу вам адресок совхоза. Отсюда — километров 15. По госцене, по 22 копейки купите, сколько пожелаете. Прямо с дерева». Мы так и сделали. Жёлто-красная антоновка, анис-апорт и другие редкие сорта заполнили багажник до отказа. С заведующим РУВД Перемышля Борисовым мы стали добрыми знакомыми. Позже он иногда заезжал к папе попить чайку, а меня как-то пригласил в Калужский обком партии прочитать лекцию о Германии, что стало для меня делом интересным и привычным после того, как работавший во Всесоюзном обществе «Знание» мой друг Юра Долетов (Юрий Константинович) уговорил меня на внештатное сотрудничество. Он получал заявки от обкомов партии, и я охотно рассказывал жителям «глубинки» о том, как живут немцы, но при этом и сам многое узнавал. В Мурманске директор рыбного комбината и депутат Верховного Совета сокрушался, например, что заготовители для увеличения веса готовой продукции «пересаливают» рыбу. Хотя такие поездки радовали и приятными новостями. А, бывая в Перемышле, я непременно заглядывал к Борисову, выслушивая интересные рассказы из местной уголовной хроники. Картина происшествий одной деревни мало чем отличается от другой. Утонул тракторист вместе с трактором, паводок снёс деревянный мост, ворюга-пропойца отравил собаку у одинокой женщины, разбился пьяный мотоциклист, врезавшись на повороте в фонарный столб. На берегу Оки, где огромный нюф наших друзей Чеховых Авка «спасал» детей, забираясь к ним на спину, мне удалось действительно спасти деревенскую девочку. Дно у Оки было коварным, течение — мощным, и на мелководье девчушка провалилась в глубокую яму, стала тонуть, а родители и старшие братья сидели, окаменев — не умели плавать. Я вытащил её совершенно обессиленную. Все эти факты осели в ячейках памяти. Но наше Корекозево не нуждается в хронологии, потому что память о нём не подвластна времени и дороги нам не столько события, сколько лица, улыбки, добрые слова и поступки близких людей.