Москва — Корекозево — Чеховы — Стокгольм. Одна из любимейших фотографий нашего семейного архива — «Встреча победителей» на погребе в Корекозево. Она запечатлела те времена, когда родители наши были живы, а дети — маленькими. Нас, как всегда много: папа, мы с женой и детьми, свояк и свояченица со своим детским штатом, наши друзья Саша и Ира Чеховы с тем же комплектом и Сашина мама Юлия Георгиевна. Незадолго до этого они купили старенький домик на окраине деревни, дополнительно осчастливив нас своим присутствием. Чеховы вошли в нашу жизнь изящно и легко, лишний раз доказав тезис о «тесноте мира». Когда сёстры Сизиковы (жена и свояченица) познакомились с Сашей на Селигере, выяснилось, что он знает меня по институту. В то время нашим Отчим домом была тесная квартирка на Колхозной площади. На очередные родственно-дружественные посиделки Саша пришёл с Ирой Виниери, и они всем «показались». Оба высокие, стройные, красивые. Саша с его неподражаемой ироничностью высоким лбом напомнил мне портреты Достоевского, длинноногая Ира — принцессу из Бременских музыкантов. Мягкие черты лица, мелодичный тембр голоса, живая интеллигентная речь. «Какие приятные молодые люди», — оценила любимая тёща Олимпиада Васильевна. Она была немного наивной и многое воспринимала всерьёз, но в людях разбиралась великолепно, тонко чувствовала порядочность и красоту человеческого духа. Настырных и лицемерных не одобряла. Чеховых она с удовольствием приняла в круг наших друзей. Возвращаясь к прошлому, я не могу представить себе тогдашнюю жизнь без Чеховых и их друзей — Турчинских и Ремезовых. Наверное, одним из критериев ценности наших товарищей служит отношение к их друзьям, которые тоже становятся тебе не безразличны, и отношения, с которыми часто перерастают в дружеские. С самовлюблёнными эгоцентриками такое не случается. По той же причине я сразу полюбил младших Чеховых. Рассудительный Игоряха подкупал добротой и обстоятельностью, Зоенька-Зока — искренностью восприятия. Однажды, когда мы были в гостях у Чеховых на улице Усиевича, мне доверили рассказать сказочку Зоке, никак не желавшей засыпать. Я принялся сочинять на ходу что-то о жизни на далёких планетах и настолько увлёкся, что почти усыпил сам себя. Меня разбудил нетерпеливый возглас: «Ну что же ты? Что было дальше?» Глаза её горели в полумраке живым интересом. Чеховские дети состоялись: Игоряха стал внимательным исследователем и полиглотом, Зоя — чутким психологом, умной, красивой девушкой, похожей на Элизабет Тейлор в ранней молодости. Но в те далёкие годы, когда Саша закончил отделение машинного перевода в Инязе, у него возникли трудности с работой: из-за эмиграции в Америку по еврейской линии руководителя его диссертации. Идеологи брежневского застоя возродили охоту на ведьм. Работы не было. Способности, квалификация и полученные знания оказались невостребованными. И когда Саша сказал, что они решили уехать в Швецию, придумав рискованный способ легального перемещения за рубеж, для меня это стало неожиданностью. Я понимал: там им будет лучше, но переживал предстоявшую разлуку, будучи абсолютно уверен, что ходить в байдарочные походы нам больше не суждено. И, конечно, я не мог себе представить, что годы спустя мы навестим Сашу и Иру в Стокгольме, что я поплыву на байдарке по шведскому озеру и с удивительной остротой вновь переживу ощущение единства природы и интеллекта, когда-то испытанное в походе по Жиздре с финальным заплывом в Корекозево. С неумолимостью течёт река времени, предупреждая нас, чтобы мы не пытались войти в неё дважды. Но мы не оставляем попыток и делаем это с помощью воспоминаний. Вот мы стоим в Москве перед дверью Чеховых с металлической табличкой Сашиного отца «Берлин-Чертов». А вот в Корекозево мой папа угощает Юлию Георгиевну чаем и пирогом с черникой. Вот мы встречаем на Боннском вокзале Игоряху с высоким рюкзаком, он заехал к нам по пути из Рима. Стокгольм: Саша рассказывает нам о своей работе переводчика-синхрониста, вынимая пинцетом клеща из шерсти Фабиана. Мы сидим с Иришкой в кафе на одной из улочек Гамла Стана или восторгаемся фьордами на борту прогулочной яхты. В тёплый полдень приходим на кладбище — положить цветы на могилу Юлии Георгиевны. А вот мы катаемся с Иришкой и с Милочкой Башкиной по заливу Перта в Австралии. Саша приезжает к нам в Москву, на улицу Удальцова с Турчинскими, которых мы не видели целую вечность. И всё это наша жизнь с её большими и маленькими радостям. Всякое происходит с нами по мере приближения роковой черты времен. Но что бы ни происходило с нашими Чеховыми, в далёком Стокгольме на видном месте стоит корекозевская фотография. И пусть помнят обо всём этом наши дети.