Три Германии. Воспоминания переводчика и журналиста (Бовкун) - страница 82

22 марта 1987 г. Франкфурт-на Майне — Бонн. Участник власовского движения корреспонденту Известий.… Евгений Васильевич, разумеется, я согласен удовлетворить Вашу любознательность и ответить на Ваши вопросы, как смогу. Жду Вас у себя дома в воскресенье. Маршрут проезда прилагаю. А. Артёмов.

Противостояние двух социализмов. Власовцы, советологи и номенклатура. Александра Николаевича Артёмова я разыскал по поручению редакции «Известий», готовившей публикацию о судьбе русского литератора, следы которого стёрла война. Артёмов был убеждённым антисталинистом и в годы войны работал в Идеологическом центре Русской освободительной армии (РОА) в Дабендорфе, под Берлином. Я встретился с ним во Франкфурте-на-Майне в издательстве «Посев» и был поражён его внешним видом. В свои 88 лет он выглядел удивительно бодрым. «Успехи восточной медицины?» «Отнюдь. Закалка немецкого концлагеря» — ″?″ — «Видите ли, — охотно удовлетворил мое любопытство собеседник, — к здоровому образу жизни, который помог мне сохранить работоспособность до настоящего времени, я привык в немецком плену. Широкоплечие здоровяки, попавшие в Красную Армию из деревни, в лагере быстро теряли здоровье, с трудом приспосабливаясь к его условиям. Очкарики-интеллигенты вроде меня старались разумно питаться, экономно распределяя скудную пищу, тщательно мыли найденную на помойке морковь или свеклу, делали зарядку». У сдавшегося в плен молодого лейтенанта Артёмова была еще и маленькая щёточка, которой он с помощью соли чистил зубы. Его путь к отрицанию сталинизма был типичным не только для офицеров-власовцев. Сначала обычная советская карьера. Работал на заводе, вступил в комсомол, служил в армии — недалеко от лагерей для раскулаченных. На работе занимался бухгалтерским учётом. Серьезно относясь к этому занятию, пытался улучшать делопроизводство. С этого всё и началось. Ему посоветовали не лезть не в своё дело, а поскольку он продолжал рационализаторствовать, обвинили в делячестве: дело, мол, ставит выше общих интересов. Он не соглашался с комсомольскими вожаками. Тогда его обвинили в критиканстве. А когда попытался объясниться публично, последовало обвинение в антисоветской агитации. Исключили из комсомола. Не обескураженный он отправился в Москву, поступил в институт, изучал микробиологию, интересовался философией, пиал научные труды. Война застала его в Эстонии, где он наблюдал массовое дезертирство солдат и офицеров Красной Армии, не желавших сражаться за Сталина. Та же картина во время польского похода на Западе Украины. Эстонцы, вспоминал Артёмов, видели оккупанта в каждом русском, и многие русские солдаты сдавались немцам в плен, чтобы не получить пулю в спину от эстонцев. Сам он оказался в плену, когда дивизия была разгромлена. В то, что Германия может победить Россию, не верил. Из лагерей его отобрали как специалиста (биохимика) для Школы кадров и пропаганды РОА, которую опекало Восточное министерство Германии во главе с Розенбергом, и отправили в Дабендорф — преподавать молодым русским иммигрантам, среди которых были и члены Народно-трудового союза (НТС). Артёмов проводил с ними семинары по русской истории и политике большевизма, используя в том числе и знания, полученные в аспирантуре при Институте философии Академии Наук. «Потом нас обвинили в том, что мы оставались марксистами, — объяснял Артёмов. — Но марксизм в школе РОА изучали как враждебную идеологию. Мы были антисталинистами и сотрудничали с Гитлером. Нашим идеалом был социализма без Сталина, хотя будущее устройство России представлялось всё-таки авторитарным: демократии мы по существу не знали, а опыт Веймарской республики, которую погубил политический плюрализм, давал скорее отрицательные примеры. Идеология национал-социализма нас тоже не устраивала. Но социальная программа Гитлера казалась приемлемой. Лишь после войны мы познакомились с настоящей демократией, став свидетелями политики Аденауэра». В Дабендорфской школе тон задавали русофилы из остзейских немцев с крайне антисемитскими настроениями, продолжал Артёмов. Антисемитами были многие казаки, влившиеся в армию генерала Власова. Активно действовала советская агентура. Агенты НКВД предпочитали занимать должности, дававшие им определённую власть над людьми, например, — полицейских. Артёмов как будто бы знал литератора, судьба которого интересовала «Известия». Это мог быть член исполкома НТС, с которым он познакомился в январе 43-го на частной квартире, некто Зыков. Его труппа издавала газеты «Доброволец» и «Заря», сначала самостоятельно, потом — под немецкой цензурой. В некоторой степени она противостояла НТС. Позже участников этой группы обвинили в том, что они пытались вбить клин между РОА и вермахтом. Артёмов рекомендовал порыться в архивах «Известий». Искомый Зыков как-то вскользь упомянул при нём, что вместе с Бухариным одно время работал в «Известиях». Я ещё долго беседовал с Артёмовым, уже не только о Зыкове, находя все новые противоречия в отношениях антисталинистов армии Власова и национал-социалистов гитлеровского вермахта.