Приложение 14. Маттиас Руст. Мысли, касающиеся моего ареста
Арест произошел почти сам собой. Словно из ничего рядом со мной у самолета возникли трое мужчин различного возраста.
Самый молодой представился как переводчик, кто были двое других, мне не суждено было узнать. Первое, что хотели у меня выяснить, – нет ли на борту «Цессны» оружия. Чтобы тут не оставалось никаких сомнений, меня попросили сдернуть плед, которым я прикрыл багажный отсек пилота.
Когда стало очевидным, что под пледом не находилось никакого оружия или сходных с оружием предметов, в глазах мистических господ в штатском отразилось явное облегчение.
Несмотря на в высшей степени гнетущую ситуацию, атмосфера выглядела необычно разряженной. Официальные представители, казалось, подступались к делу без предвзятости. После того, как я вручил ключи от самолета младшему из двух господ, мы отправились на переполненной «Волге» к ближайшему отделению милиции.
Настроение в машине было более чем светлым. Я даже во сне не мог себе представить, что советские [люди] бывают такими открытыми. Меня это приятно удивило и одновременно наполнило таким благодушным настроением, что я не понял (когда занял место в автомашине), что находился на пути в тюрьму.
Также по прибытии в отделение милиции я встретил только симпатию, ни следа ненависти или неприязни, никто не показал себя оскорбленным или обиженным моим противозаконным вторжением.
Все оставляло почти нереалистическое впечатление, словно совершалось, можно сказать, в каком-то другом мире. В свете конфронтации Восток – Запад, на всем оставлявшей отпечаток, подобная встреча должна была бы протекать враждебней, по меньшей мере холодней.
Даже позднее, в ходе допроса, длившегося в Лефортовской тюрьме ночь напролет, у меня ни на минуту не появилось чувства страха, хотя нетрудно было догадаться, что понадобится какое-то время, прежде чем – вопреки внедрившейся в кровь и плоть подозрительности – согласятся с тем, что мною двигали мирные намерения. Лишь через три недели КГБ подарил мне наконец желанное доверие.
24 июня 1987 года меня вызвали к следователям, и они сообщили, что основное разбирательство завершено, что в моих показаниях не обнаружено противоречий и отпали основания предполагать, что полет был совершен с провокационными целями, не говоря уже о том, что за ним кроются заговорщики.