– Фок-мачта.
Тибо, не сдержавшись, рассмеялся. Остальные тоже улыбнулись, но как-то невесело.
Вечер проходил холодно и неуютно. Супруги Доре оплакивали про себя чудесные паштеты. Король пытался развеселить гостей, но чувствовал себя моряком, гребущим против течения. Вопреки правилам он усадил за стол своих телохранителей, и Овид сметал обшлагами на мраморный пол то вилку, то ложку. Адмирал тут же вскакивал и кричал:
– Штормовой парус!
Гвендолен совала ему в рот печенье.
Эма попросила добавки супа, а кабанье мясо лишь осторожно потыкала вилкой. Ее очень заинтересовала Виктория, и она продолжала исподтишка наблюдать за ней. За сырами девушка была все так же молчалива. Зато мать, не закрывая рта, расхваливала ее таланты: Виктория виртуозно играла на пианино, Виктория держалась на лошади как амазонка, Виктория читала стихи лучше актрисы королевского театра в Исе.
– И в довершение всего она, к счастью, уродилась непохожей на нас! Ее отец красотой не блещет. Подумать только! Ни малейшего семейного сходства. Никогда такого не встречала!
Тут Виктория произнесла единственную фразу за весь вечер:
– Почему же, мама? А как же король и его брат?
За столом воцарилась мертвая тишина. Потом зазвенел нож Овида, совершив очередной полет.
– Шторм… – начал адмирал, и Гвендолен едва его не задушила.
Тибо медленно вытер рот салфеткой, положил ее на колени и сказал с любезной улыбкой:
– Вы правы, барышня. В нашей семье красотой блистаю отнюдь не я.
Виктория покраснела до корней волос. Господин Доре поспешно поднял фужер и свой тяжелый подбородок за здоровье короля. Но, узнав свой лучший мускат «Шато-Фраск-Депон-Делатур», поперхнулся, раскашлялся, задохнулся и был вынужден удалиться из-за стола. Бенуа совершил подвиг: с тысячью предосторожностей он внес в столовую пирамиду профитролей – необыкновенно капризное сооружение. Он обносил ими всех по кругу, и вот очередь дошла до обшлага Овида…
– Крепите груз! Сказал же вам, крепите…
– Так точно, адмирал! Есть, адмирал! Одну минуту, адмирал, – смущенно пробормотал баталёр.
Расстроенный Бенуа побежал за ликерами, кофе, пирожными «дамские пальчики» и знаменитым миндальным печеньем, славой здешних мест. Дорек взял целую пригоршню и спрятал в карман, собираясь пополнить запас в жестяной коробке под подушкой в воображаемой каюте. Эма, сославшись на усталость, извинилась и покинула столовую. Виктория собралась последовать ее примеру, но мать не дала ей уйти.
Тибо, который старался оживить вечер, с уходом Эмы растерял добрые намерения – они рассыпались, как пирамида профитролей. Король вяло переговаривался с Дореками и Доре, мечтая, что когда-нибудь отремонтирует башню Дордонь…