Овид уже сворачивал с опушки, когда у него за спиной послышалось отчаянное ржание. Эпиналь? Жеребец с располосованными боками яростно пытался выбраться из колючек. Благородная голова коня из белой превратилась в красную. Он тщетно бил по земле передним копытом, а лес крепко вцепился шипами в его тело. Овид подскакал, спешился, поймал Эпиналя за узду и стал тянуть изо всех сил. Несчастного коня рвали на части. На кустах повисли лоскуты кожи, кровь окрасила жухлые листья, клочья гривы зацепились за ветки. Овид тянул за повод, рискуя погубить прекрасного королевского жеребца. И все-таки Эпиналь спасся. Выдравшись из кустов, он сделал три шага и медленно опустился на землю – сплошная открытая кровоточащая рана. Овид отшатнулся в ужасе, но не от окровавленной шкуры – от зеленого фосфорического света вокруг темных глаз лошади.
Баталёр заходил кругами, хлопая себя по груди и ляжкам. Лошадь – она и есть лошадь! Вовсе не призрак! И он подошел к жеребцу.
– Вставай, Эпиналь! Слышишь? Вставай немедленно! Ну!
Пастухи около овчарни услышали крики Овида. Они издалека наблюдали за снежной бурей, но не могли понять, что там происходило. Овид махнул им рукой, чтобы не подходили. Королю бы не понравилось, если бы подданные увидели горделивого Эпиналя мешком с костями. Королю бы не понравилось, если бы весть о его исчезновении проникла во дворец как слух неведомо откуда. Овид со слезами на глазах поднял хлыст и ударил измученного коня. Дрожь сотрясла его с головы до ног, но бедняга понял, чего от него ждут. Он попытался встать. Со второго или третьего раза, совершив немыслимое усилие, Эпиналь все-таки поднялся на ноги.
– Браво, браво, браво! – закричал Овид и привязал королевского скакуна к своему коню. Они пересекли поле, ни разу не оглянувшись на пастухов, и побрели по тропе, ведущей к Большому Шале. Эпиналь еле передвигал ноги, опустив голову до земли. Спотыкался о каждый корень, который подсовывал ему лес. Овид дрожал как осиновый лист, по лицу текли слезы, он яростно стирал их рукавом.
Эма купалась в горячих источниках именно так, как представлял себе Тибо, – в воде, окутанной паром, с изумрудными бликами, под завистливыми взглядами чужестранных маркиз. В ту минуту, когда Тибо разорвал лесную завесу, мучительная судорога свела тело Эмы. Королева согнулась пополам. Мадлен поспешно вытащила ее из воды, укутала в согретую купальную простыню.
– Госпожа! Вы ведь могли утонуть! При одной только мысли…
– Могла, но не в этой ванне!
– И в этой ванне могли, я же видела!
Эма была не в силах подняться. Сад кружился вокруг нее как сумасшедший. Она чувствовала, что ее выворачивает наизнанку. Испугалась, что потеряет ребенка.