Обе золотоглазки возмущенно фыркнули, но хитрых улыбок скрыть не сумели, да еще и переглянулись. А вот Иван вдруг посмотрел куда-то вдаль и спросил Альбину по-русски:
— Когда у нас скандал намечается?
— Минут через семь, — почти мечтательно вздохнула она.
Дорман прекрасно понял все слова, но смысл от него ускользнул.
— Надо поскорее закончить с политикой, — по-прежнему непонятно ответил Иван. — У нас меньше времени, чем я думал. Кто же знал, что она такая шустрая.
— С политикой я и так давно покончил, — пытаясь не выглядеть потерянным, отозвался Дорман. — Хоть и не по своей воле. И вы должны это понимать.
— Мы понимаем, — серьезно кивнул Иван. — Мы в курсе всего, что смогла установить группа Гровса, и ваши с господином Фаррелом открытия нам тоже известны. Например, вспышки за Луной или история одной одесской акробатки.
Упомянутая акробатка чуть улыбнулась, а Дорман помрачнел, чувствуя странную пустоту и бессилие. Он давно подозревал, что многие секреты, обрывки ценной информации и, самое главное, совещания с Ником не были тайной для противоположной стороны. Но сейчас Иван вот так просто, мимоходом, намекнул, что никаких тайн для него нет, и ни одного козыря у адмирала не осталось в запасе. Чем теперь крыть? Что теперь от него будут требовать?
Альбина, явно уловив мрачное настроение Дормана, тоже нахмурилась, но никакой угрозы адмирал не почувствовал. Вот только пришлось вновь напоминать себе о том, сколько лет этой девочке и через что она могла пройти, прежде чем оказаться здесь, за этим столом. На мгновение старый моряк подумал, что она даже сочувствует ему, и во многом из-а этого он решился на прямой вопрос.
— Что с вами случилось, Альбина? — спросил он, встречая необычно ясный взгляд карих глаз. — Вы сильно изменились.
Снова ему показалось, что он оказался во время грозы в чистом поле, но спустя пару секунд ощущение прошло. Альбина как-то по-взрослому прищурилась и едва заметно усмехнулась.
— Ничего не случилось, — в этот раз ее голос показался зрелым и женственным. — Ничего плохого.
И тот же классический британский выговор, имперский до мозга костей.
— Это и есть омоложение? — упрямо продолжил Дорман. — Оно происходит так резко? Честно говоря, для меня это самый наглядный намек на что-то неземное.
Пусть его сейчас разорвут на части, но не спросить об этом он не может! Но рвать его никто не стал.
— Это другой процесс, — спокойно улыбнувшись, ответил Иван. — К нашему разговору он отношения не имеет. Но сейчас важно другое.
— Важно для вас? — слегка уязвленным тоном спросил Дорман, поняв, что вопрос останется без ответа.