Как бы то ни было, опьяняющее чувство нового счастья и новой любви заставило меня позабыть обо всем на свете. Я наконец вновь расцвела, к всеобщему облегчению. Мужчину, вернувшего меня к жизни, звали Марко.
Благодаря заразительному жизнелюбию этого помешанного на спорте человека и бесконечному терпению, которое он проявлял в отношении моих причуд и капризов, я отваживалась на самые невероятные, порой самоубийственные приключения: прыжки с парашютом, водные лыжи или головокружительные полеты по волнам в заливе Псароу — это далеко не полный перечень моих подвигов.
Весной, едва дождавшись, когда растает последний снег, мы взгромождались на его черный, как сажа, «кавасаки» и не спеша — это было непременное условие! — ехали через Сен-Готард или Бреннерпас. Коллеги Марко посмеивались и беззлобно дразнили его, но он не поддавался на их провокации, что было для меня ещё одним поводом для восхищения. Я блаженно прижималась к его мускулистой спине, когда он сосредоточенно и уверенно вел свою тяжелую машину сквозь ветер. Сладостное, опьяняющее чувство!
В конце концов, я решила, что пора сообщить Халиду о моей новой любви. Я не хотела причинять ему боль, но другого выхода у меня не было — иначе бы это была история без конца и края.
Не успели эти малоприятные для него строки перелететь через океан, как я тут же получила ответ обратной почтой. Меня сразу же охватило какое-то смутное предчувствие. Я долго растерянно вертела письмо в руках, не решаясь вскрыть конверт, и в конце концов сунула его в ящик стола. Мне было страшно, я не желала читать какие-нибудь обидные, жестокие слова, плод уязвленного самолюбия. Любовь, думала я, которая так долго выдерживала натиск времени и немыслимых расстояний, не заслуживает упреков и обвинений.
На следующий день я не выдержала этой муки и с досадой вскрыла конверт, мысленно приготовившись к худшему.
Однако содержание письма превзошло мои самые причудливые фантазии. Мне потребовалось немало времени, чтобы все это переварить.
Конечно же, у него, у Халида, тоже есть любовь (как же может быть иначе — после моего письма!). Его несравненная изучает «психологию секса» в университете Беркли в Калифорнии.
Какая ирония судьбы!
Впрочем, он выразил желание, чтобы мы «навеки» остались друзьями.
У меня просто не было слов.
На маму все это не произвело никакого впечатления.
— Эта песня мне давно знакома, — заявила она невозмутимо. — На его месте любой мужчина, не лишенный самолюбия, будь то араб или швейцарец, написал бы то же самое.
Я молча смотрела на нее, ничего не понимая. Я не видела во всем этом никакого повода для веселья или остроумия.