Она посмотрела очень серьезно, я уже заметил, что канадские студенты смотрят очень серьезно на свои занятия — и на профессоров соответственно.
— Меня имя Лилиан. Я думать есмь, вы взгляд со сторонний. Не понимать родное чувство к язык отцовый и матерний. Как приехали изучить человечественность в экспидишэн. Экспидишэн на Землей. Вы с иная планета, правильно есть?
Я подумал, что она довольно удачно шутит, — особенно, если принять во внимание языковые трудности, которые она мужественно преодолевает.
— Ну конечно, — улыбнулся я ей на бис, — смешное видится на расстоянии. Прилетел с Малого Сириуса — и сразу увидел. А вам вблизи не разглядеть.
Но даже вообразить не мог, что Лилиан спрашивала вполне серьезно. И так же серьезно приняла мой ответ. И усвоила твердо — с хваткой врожденной отличницы.
Я безмятежно гулял по пляжу и по лесу, вычищенному лучше, чем Приморский парк у нас на Крестовском, писал новые статьи, благо вход во Всесеть открыт кругосветно, и не очень задумывался, чем озадачу своих студиозусов через неделю. В местный гастроном ездила жена, благо даже минимум языка там не требовался: расфасованная еда разложена на полках, а кассирши не обсчитают. Ну принесла в пакете порошок для чистки раковины вместо молотого перца — так ведь и раковину скоро придется оттирать. Тоже ванну. В салат высыпать ложный перец не успела — и хорошо.
Зато вместо гречки в первый раз купила крупу перловую. Я люблю гречневую кашу и люблю однообразие, и дома жена жарит мне гречневую кашу с таким же постоянством, с каким примерная английская миссис подаст по утрам джентльмену его овсянку. Жарит жена кашу вместе с помидорами, от которых образуется непередаваемая подливка — это ее коронный рецепт.
Перловка была скормлена птицам, хотя они здесь сытые, в отличие от петербургских голубей, часто инвалидов, которых жена вспоминала с больной совестью: «Кто моих одноножек кормит вместо меня?..» Ну а я после повторной поездки в гастроном получил-таки свою неизменную кашу, которая стала как бы недостающим звеном в эволюции от питерской коммуналки к семибашенному замку на североатлантическом берегу.
На следующую мою среду явилось народу вчетверо. И две телекамеры. А после первых слов выяснилось, что многие напрямую меня не понимают, и славяноязычные коллеги шепотом переводят им про опасности человеческого равенства.
После получасового моего вступления последовал диалог, и первый же вопрос выказал широту интересов аудитории:
— Вы считаете, мистер профессор, что и другие разумные цивилизации построены на принципе неравенства индивидуумов?