Я заставила себя улыбнуться, побуждая моего отца сделать то же самое, словно мы были нормальными людьми, а не скорбящим отцом и порабощенной дочерью.
— О, твои картины, — он почти улыбнулся. — Да, да. Звонили из галереи. Всего несколько дней назад появился какой-то коллекционер и скупил все твои работы до единой.
— Кто-то скупил всю галерею?
— Нет, не всю, только твои картины. Это было самое странное. Каждая оплачена, упакована и уже отправлена. Я не знаю, кто это был, и галерея сослалась на конфиденциальность. Но чек оказался весьма внушительным. — Его взгляд снова опустился. — Я положил деньги на твой счет. Они будут там, когда ты вернешься.
Сердце сжалось от мысли, что мое искусство будет украшать стены какого-то коллекционера. Я никогда не продавала больше, чем несколько картин. Конечно, никто никогда не покупал по две сразу. Эта новость была словно Рождество… А затем я вспомнила, что несло в себе мое предстоящее Рождество.
Моя улыбка немного поблекла, прежде чем я снова натянула ее на лицо.
— Дилан, как школа?
— Все по-старому, все по-старому. Моя команда лакросса ведет кубок, как и каждый год… — Он рассказал о своих больших достижениях в жизни снаружи этого поместья, о начале нового учебного года. Вместо того, чтобы заставить меня чувствовать себя лучше, это только усилило мою изоляцию здесь, в поместье Вайнмонта.
Я решила, что буду больше выходить на улицу, особенно сейчас, когда моя спина исцелилась. Рене говорила о конюшне и прилегающей территории. Я всегда была хорошим наездником.
Когда Дилан замолчал, мой отец наклонился вперед и взял мои руки в свои.
— Пожалуйста, скажи мне, чем ты занималась этот месяц. Я думаю о тебе каждую секунду.
Я взглянула на Вайнмонта. Его взгляд просверливал во мне дыры.
— Я в основном остаюсь в доме. Читаю и рисую. Я здесь не одна. У меня есть хорошая подруга Рене. И братья Вайнмонта приятны, особенно самый младший, Тедди. — Ладно, я, возможно, немного выдумала — ну, много выдумала — но я не могла рассказать о том, что меня высекли до крови и я разгуливала нагишом на балу.
— Он навредил тебе? Или кто-нибудь? Я не могу вынести мысль о том, что они причиняют тебе боль. — Слезы снова собрались в глазах отца.
Я настойчиво покачала головой, отрицая.
— Нет, нет. Здесь все очень приятные. На самом деле, я в порядке. Правда, это как высококлассная тюрьма. Еда тоже хорошая. Гораздо лучше, чем ты когда-либо готовил, пап.
Месяц назад это заставило бы его рассмеяться. Теперь, однако, он только грустно улыбнулся.
— Если они просто держат тебя здесь, как питомца, тогда какой в этом смысл? — спросил Дилан.