Прагер и Телушкин отмечают, что «поскольку корни антисемитизма заключаются в иудаизме, евреи, в отличие от других жертв расизма и этнической предвзятости, могли почти всегда, за исключением господства нацизма (в Германии в тридцатые – сороковые годы) и… в Испании 14-го и 15-го веков, избежать преследования. В течение тысяч лет и до сегодняшнего дня те евреи, которые отказались от еврейской идентичности и приняли господствующую религию, не преследовались», (D. Prager and J. Telushkin. Why the Jews? The reason for Anti-Semitism. A Touchestobe Book published by Simon & Shuster, 2003, p. 9).
Назовем третье исключение из этого правила – Советский Союз 1940-х – 1980-х годов. Хотя пост-революционные русские евреи были далеки от иудаизма и большей частью глубоко ассимилированы в русскую культуру, они в той или иной мере (в крупных городах больше) страдали от распространенного в советском обществе антисемитизма.
Советский антисемитизм произошел от дореволюционно-российского и добавил в свой арсенал и новые мотивы. Причины антисемитизма в дореволюционной России, возможно, лежат в различиях в национальных характерах еврейского и остальных народов, населявших Россию. В конце восемнадцатого века глубоко патриархальный русский народ, включая как низшее, так и высшее его сословия, оказался, в результате расширения России на запад, в одной стране с совершенно другим народом, где большинство были люди предприимчивые, хваткие, очень работоспособные, но во всем другие: по культуре, религии, внешнему виду. К этому надо добавить другие праздники и выходные дни и, конечно, зависть к достатку и неприязнь к чужеродцам. Вот вам и гремучая смесь для погромов.
Активная фаза советского антисемитизма берет свое начало с германского вторжения в Советский Союз в 1941 году. Несмотря на ненависть советских людей к немцам после начала войны, германский антисемитизм повлиял на возрождение советского. На фронте с немецких самолетов сбрасывались листовки на русском языке с изображением горбоносого человека и текстом: «Бей жида-политрука, просит рожа кирпича!». Будучи на войне, мой отец уже почувствовал антиеврейские настроения и среди офицеров и командиров Красной Армии. Один из них, офицер политотдела его дивизии, убежденный антисемит, семь раз вычеркивал его имя из списков, представленных от его полка на награждение орденами и медалями. Очень вероятно, что негласное указание ограничить награждение евреев-фронтовиков было спущено сверху.
Позднее, в конце 1945-го, отец возвращался с фронта и по пути сделал остановку в Москве. Там он увидел объявление в газете о том, что Министерству иностранных дел требуется переводчик с английского языка (отец был преподавателем английского до войны). Он позвонил туда по телефону и спросил, действительно ли требуется переводчик. «Да, мы ищем переводчика», – был ответ кадровика. Когда на другом конце провода услышали еврейскую фамилию отца, возникло короткое замешательство, молчание, потом трубка ответила, что объявление устарело и вакансия на эту должность уже заполнена. Этот случай совпал с началом сталинской антиеврейской кампании.