* * *
Стас оказался умеренно привлекательным молодым человеком и производил впечатление неглупого мажора. Невысокий, русоволосый, с безупречной стрижкой, в дорогих очках, идеально сидящих на аккуратной переносице, он олицетворял собой перспективного менеджера, будущего топа. Его квартира с минималистским индустриальным дизайном и окнами во всю стену выглядела так, как и должно выглядеть жилье состоятельного, не обремененного семьей молодого мужчины. Он явно не знал, как вести с сестрой умершей жены, да и Алекса испытывала видимую неловкость. Впрочем, неприязни между ними, кажется, не осталось. Стас провел нас в огромную гостиную с видом на набережную Москвы-реки, жестом показал на россыпь геометричных кресел и вежливо предложил кофе, от которого мы так же вежливо отказались. Тогда он устроился рядом с Алексой и без предисловий перешел к делу.
– Ну так что вы пытаетесь выяснить? Алекса рассказала мне в самых общих чертах, и я толком ничего не понял.
Марк с Алексой синхронно взглянули на меня: с некоторых пор я стала отвечать за вводный курс по истории «эпидемии». Я принялась излагать информацию многократно повторенными фразами, а Стас сосредоточенно слушал. Но стоило мне упомянуть «Сиринити», как на его лице отразилось беспокойство.
– Мы там были с Владой. Где-то месяца за четыре до ее болезни. Клиника (или как там ее, ретрит?) офигительная. Мои родители боялись за ребенка, поэтому отправили нас туда, на всякий случай. Как «Сиринити» может быть связана с болезнью Влады? Ведь прошло немало времени с тех пор, как мы оттуда вернулись – и все было в порядке.
– Стас, постарайтесь вспомнить, не произошло ли во время вашего пребывания в «Сиринити» чего-нибудь необычного? Любая мелочь может быть подсказкой.
Сосредоточенно глядя в пол, Стас медленно покачал головой.
– Да вроде нет… Ничего особенного не было. Не могу сказать, что я многое помню, всё же столько времени прошло… А простуда считается? Влада там болела пару дней, не очень сильно. Где-то двое суток держалась температура, потом все прошло.
Мы с Марком одновременно посмотрели друг на друга, и я заметила, как у него расширились зрачки: и без того темные глаза вдруг стали черными. Я хорошо помнила наш первый разговор с Марком. Он тогда строил гипотезы о том, как можно индуцировать роковую аутоиммунную реакцию организма. Сначала случайное воспаление на фоне потенциально выбранного агента, затем новый контакт с тем же агентом – и здравствуй, цитокиновый шторм. Или что-нибудь еще, не менее разрушительное для организма.
– В чем дело? – Быстро спросила наблюдательная Алекса, но мы оба проигнорировали ее вопрос.