Индейских женщин я, вероятно, ни разу не встречал без ноши на спине. Утром и после полудня это большой глиняный кувшин с водою, иногда вязанка ботвы с бобами, горохом или ячменем, иногда картошка или ока с поля, а когда всего этого нет, то непременно черноволосый, черноглазый вава, то есть младенец, который лучше всего чувствует себя на маминой спине. С этой живой ношей ходят на поле, на рынок, работают и танцуют.
Около домиков играют индейские дети, в юбочках из пестро-узорчатой хлопчатобумажной ткани или в одежде, сшитой из мешка из-под муки или сахара, с горделивой надписью «Индустрия боливиана» на животе или на заду, как будто для того, чтобы никто не сомневался в их происхождении. Они сплошь босые, на редко причесываемой голове непременная пестрая шапочка с ушами. О мытье у них весьма слабое представление: ведь вода в озере так холодка!
Ребята повзрослее работают. Большинство мальчиков одето в хлопчатобумажные техасские штаны, необыкновенно заношенные и выгоревшие, свитера, куртки или пиджаки разных цветов, доставшиеся, как правило, от взрослых. На ногах у них как эмблема будущих мужчин сандалии из старых автомобильных шин, из которых торчат почерневшие пальцы, закаленные холодом и твердыми камнями острова. Девочки — это в миниатюре их матери. Те, кто побольше, с непременными котелками на черноволосых головах. Некоторые из восьмилетних или одиннадцатилетних пасут на скудных выгонах нескольких овечек, двух-трех черных или коричневых поросят. Вот мальчуган гонит черную свинью с восемью поросятами величиной с кошку. Три из них черных, пять рыжевато-коричневых. Бегают, как мышки, и всюду стараются сунуть свои любопытные рыльца. С ними много хлопот, уж очень они непоседливы, а старая свинья, поглощенная поисками пищи на болотистых берегах озера, не обращает на них никакого внимания.
Три мальчика играют в кости — увлеченно, как все мальчишки на свете, но тихо, сосредоточенно. Через плечо на лямках у них висят полотняные сумки. Звенит колокольчик. Кости исчезают в карманах грязных штанов, мальчишки вскакивают и мчатся к бывшей асьенде. Это те счастливчики, которые ходят в школу. Школа размещена в двух маленьких плохих комнатах, где ученики сидят на обломках досок, положенных на камни. Дерево здесь ценная и дорогая вещь, а камень — единственное, чего на острове избыток. И все-таки этих детей можно считать счастливыми, поскольку они постигнут по крайней мере основы грамоты, научатся читать и писать.
На острове почти сто тридцать детей школьного возраста. В школу ходят лишь около сорока. Ходят только те, родители которых могут платить учителю четыре новых песо в месяц. Учитель — член евангелической секты «Амигос», индеец аймара, работает здесь частным образом. В деревне, правда, заканчивается строительство нового школьного здания, просторного и гораздо более светлого, чем старое. Разумеется, сложено оно также из адобе, однако покрыто гофрированным железом и окна у него довольно большие. В нем хватит места для большего количества детей, и, вероятно, сюда пришлют постоянного, оплачиваемого государством учителя.