Джейми наклоняется к Фонгу.
— Дядюшка, нужно идти. Пожалуйста, подумай о мальчишках.
— Ничего не осталось, — стонет Фонг. — Бросьте меня здесь, с Тао.
— Дядюшка, пожалуйста. — В глазах Джейми мольба, этот взгляд я видела бессчетное количество раз, когда Ба отказывался выходить из квартиры и мы боялись, что он может навсегда уйти в себя.
Фонг лишь крепче обнимает колени. Свет снова зловеще мигает. Но Фонг все равно не поднимается.
Джейми кидает на меня взгляд, полный теней из прошлого. Мы понимаем горе Фонга, горе, заставляющее тебя застыть в пространстве и времени. То, которое ослепляет тебя, а затем толкает на канат над пропастью, и ты понятия не имеешь, насколько глубока эта пропасть и сколько нужно еще пройти, чтобы добраться до другого края. Ни один из нас не произнес ни слова в течение недели после смерти мамы. Словно разговоры означали движение вперед, а оно, в свою очередь, означало, что мама теперь часть прошлого. А с этим ни один из нас не мог смириться.
Бо, закусив губу, изучает Фонга со смесью недоверия и чего-то похожего на безысходность. Возможно, после долгих лет ненависти к этому человеку в нем наконец пробился росток сочувствия, который теперь непонятно куда девать, словно подарок, для которого никак не найдешь подходящей полки.
Мои глаза и нос обжигают слезы, когда я вспоминаю безмятежного Тао — человека, отпирающего двери. Я усаживаюсь на ступеньку рядом с Фонгом, но он отшатывается от меня.
— Оставь меня, девчонка.
Бо протягивает руку, и я подаю свою в ответ. Но когда он не принимает ее, осознаю, что его рука была протянута не мне.
— Дядюшка, — говорит он. — Я поищу его. Но если он не хочет идти, вы должны уважать его желание.
Звук голоса Бо, похоже, пугает Фонга, и он вскидывает голову. Его глаза, больше серые, нежели карие, щурятся, словно он не верит своим ушам.
— Тао. — Голос Фонга ломается. — Тао как брат.
— Да. А братья уважают друг друга.
Под нежный перезвон хрустальных люстр и стоны раненого корабля лучик надежды падает с лестницы-волны на кучку китайцев, сбившихся у ее подножия.
Наконец Фонг протягивает руку, и она дрожит, будто это самое трудное, что ему приходилось делать в жизни. Бо крепко хватается за нее и поднимает старика на ноги.
Хромая ступня Фонга повисла плетью, и он не может стоять на ногах. Бо присаживается на корточки перед престарелым карманником и одним быстрым движением забрасывает его на спину, так, что старик висит на его плечах, словно лисий палантин.
— Идем, безбилетница.
Глядя на утесы Дувра, поднимающиеся ввысь, и перепрыгивая за раз по две ступеньки, я признаюсь себе, что самую малость завидую Фонгу.