Брат обращает ко мне полный раскаяния взгляд. Припухшие мешки, которые Ба называл шелковыми червями, обосновались под его глазами, наверное, из-за полуночных посиделок за карточным столом, рядом с Бо. Он протягивает мне сверток.
— Никаких корок. Слыхал об этом.
Я открываю сверток и сжимаю кусок хлеба, свежего и мягкого.
— Как вам это удалось?
— Дина Доменик, русская подруга Минг Лаи, попросила за нас.
Когда один из боковых столиков откидывается, он выдвигает для меня стул, но потом, неловко кашлянув, усаживается сам. Я плюхаюсь на стоящую напротив скамью, мысленно напоминая себе не скрещивать ноги. За соседним столиком двое карапузов прекращают тянуть мать за косы и принимаются разглядывать нас своими глазами-бусинами, похожими на изюм в булочках.
Джейми улыбается мне.
— Мы раньше тоже тянули маму за косы.
— Она никогда не заплетала одну косу. Мы бы за нее передрались.
Жестом велев мне приступать к еде, он снова скользит взглядом по сидящей неподалеку матери, и на его лице отражается печаль. Трет темный сучок на деревянной столешнице, словно тот можно оттереть.
— Она могла бы жить лучше, и наверняка дольше, если бы не вышла за Ба.
Мама старалась не выходить вместе с нами в люди. Они спокойно реагировали на китайца с похожими на него детьми, но добавьте сюда жену-англичанку — и получите проблемы. Джейми как-то сломал одному мерзавцу нос за то, что он назвал маму подстилкой узкоглазого.
— О чем ты вообще? Если бы она не вышла за Ба, нас бы не было на свете.
— Кто знает? Может, и были бы. Тао считает, что каждая душа постоянно перерождается в разных телах, пока не достигнет просветления. Но если бы мама не вышла замуж за Ба, у нее могли бы быть друзья, компания. Ей не пришлось бы униженно ползти к родителям, лишившим ее наследства.
— Что ты имеешь в виду под униженно ползти?
Джейми ослабляет свой шарф.
— Помнишь, когда Ба спустил все полученные мамой за кружева деньги на те чертовы ракетки?
— Конечно.
— В тот месяц лило как из ведра. Мама не хотела, чтобы мы выступали под дождем. Она отправилась к родителям, умоляя их одолжить ей денег.
Из меня словно вышибли весь воздух. Мы никогда не встречались с родителями мамы, хотя нам и случалось видеть сурового викария и его чопорную супругу, приветствующих прихожан на пороге своей церкви.
— И они их дали?
Он поднимает бровь.
— А мы выступали в тот месяц?
— Нет. — Но и не голодали. — А Ба знал?
Он выдавливает смешок, уставившись на потолочный вентилятор. Меня не удивляет то, что мама так ничего и не сообщила Ба. Его ранила бы мысль о том, что ей пришлось переступить через себя из-за него.