— Почему она не сказала мне? — продолжаю я.
— А ты как думаешь?
— Почему ты просто не можешь ответить на чертов вопрос?
— Потому, что ты уже знаешь ответ. Она не хотела уронить Ба в твоих глазах. Плохо было уже то, что я видел его таким, какой он есть, — жалким мешком, набитым пустыми обещаниями, эгоистичным ублюдком.
Я шлепаю руками по столу, и дети испуганно округляют глаза. Мать прижимает их к себе поближе, кидая на меня раздраженный взгляд.
— Как ты можешь так говорить? — шиплю я. — Он всегда старался обеспечить нас.
— Ты называешь его аферы «попытками обеспечить»? Каждая из его идей была такой же абсурдной, как башмаки из кирпичей. Чаще всего именно мы обеспечивали семью. Может быть, тебе и нравились наши выступления, а я их ненавидел. Мы же были просто детьми.
Он откидывается назад, скрещивая руки на груди.
— А как насчет соленых орешков?
Добавив к ним не только соль, но и перец, Ба смог продавать их туристам вдвое дороже. Он заработал достаточно денег, чтобы купить маме фирменные кожаные ботинки с перламутровыми пуговицами.
— Ну да. А потом вложил все эти деньги в луковицы тюльпанов. И чем все это закончилось?
Я не отвечаю, потому что помню: пока Ба искал клочок земли в аренду, злосчастные луковицы сгнили.
— Я знаю, что жить с ним было нелегко. Но он любил нас. Он любил тебя. Он всегда говорил, что у тебя лоб ученого. Что тебе предначертаны великие дела.
— Он был требовательным и неразумным. Кроме того, как определить, великое дело или не очень? Заработав кучу денег? Купив шикарный особняк? Я, может быть, считаю, что просто сбежать из Лондона — уже великое дело. Отправиться туда, где ты сможешь дышать воздухом, а не воздух будет поглощать тебя. — Его взгляд прикован к мухе, бессмысленно бьющейся о стену. — Когда я наконец уехал и посмотрел вверх, я понял, что все это время упускал.
— Что? — Фыркаю я. — Звезды?
Он встречается со мной взглядом.
— Свободу. Мне нужно было больше свободы.
— От меня.
Мне трудно скрыть боль в голосе.
— Не от тебя, сестренка. — В его словах больше нет огня, будто, открыв передо мной душу, он полностью вымотался. Невысказанные мысли собираются над нами, как грязно-коричневые облака, висящие над Лондоном летом, когда ветры дуют нечасто. — Иногда достаточно просто ощутить в душе мир.
— И что же это значит?
— Я хочу сказать, что ты ешь отличное мясо вилкой из настоящего серебра и злишься из-за хлеба. Я знаю, что это нечестно, но иногда, чтобы быть счастливым, нужно просто снизить требования.
— Я злилась не из-за хлеба. — Чтобы доказать это, я отрываю добрый кусок и закидываю его в рот.