Подошла очередь усатого.
— Сейчас я тебя уколю, — сказал он, обнимая Станимирова.
— Ого, — отозвался после поцелуя юбиляр, — оказывается, очень приятно, когда тебя целует усатый.
Под конец все повернулись ко мне. Откровенно говоря, мне было ужасно не по себе. Я могу запросто поцеловать кого угодно, кто жаждет поцелуя в честь своего сорокалетия. Но тут шла игра, вдохновляемая директором, и непонятно было, кто чего на самом деле хочет, да это было и неважно. Просто каждый должен был сыграть свою роль. Сказать, что я не хочу, у меня не хватало духу. Я посмотрела на Станимирова. Он пожал плечами.
— Смелей, смелей, поцелуйте его как дочь, — с тихим восторгом сказал директор. — Будет очень красиво.
Я встала и поцеловала архитектора в щеку. А он сделал нечто, судя по всему, не предусмотренное программой директора. Он протянул весь огромный букет мне. Я обхватила его. Директор зааплодировал и стал вопить: «Браво!»
— Бра-а-ава, бра-а-ава!.. — кричал он, и это звучало почти как ура. Темя его блестело.
Все остальные тоже захлопали.
Тут у меня мелькнула одна идея. Я сунула букет в объятия директора. В первую минуту он отшатнулся, но потом принял букет, и на лице его появилось сияние. Мы все снова захлопали. Директор поклонился налево и направо. Потом крикнул в сторону кухни:
— Вида!.. Вида!..
Вышла пожилая женщина. Директор передал ей букет.
— Цветы в воду и на стол! — распорядился он.
Вот так началось празднование сорокалетия архитектора Станимирова. Я выпила две рюмки сливовицы. Настроение, с которым я вошла в этот вечер в столовую и которое чуть было не испортилось, когда началось торжество, вернулось снова. Мне казалось, что я очень милая, хотелось быть откровенной, вести задушевные разговоры. Здесь я должна объяснить, что алкоголь действует на меня не так, как на других. Кроме того, что мне хочется быть очаровательной, я начинаю воспринимать слова и действия окружающих как-то обостренно — они кажутся мне или очень глупыми, или очень умными. Другими словами, я впадаю в крайности и готова либо восхищаться, либо вздорить. В тот вечер я уже не задавала себе вопроса, что я делаю среди этих чужих людей, которых я и увидела-то впервые несколько часов назад. Это меня уже не интересовало. Меня разбирало любопытство, я испытывала какое-то приятное напряжение, словно чего-то ждала.
С жарким подали белое вино. На десерт внесли огромный торт с сорока свечками. Зажигая их, директор объяснил:
— К сожалению, я не нашел специальных свечей. Пришлось спуститься в деревню и попросить у священника. Но эти тоже годятся.