— Он с мамой живет?
— Мать у него в больнице с аппендицитом. И еще у него братишка с сестренкой. Военрук сказал, чтобы я со своей мамой поговорил, чтобы их к ней в детский сад записать.
— Я бы простила его.
— Простила?! — Федька вскочил со стула.
— Ему, наверное, плохо живется. Конечно, обманывать плохо, но я бы его простила.
— А кому хорошо живется? Только таким, как Вовка Миронов. Обжираются, отовариваются каждый день...
Вообще, может, и он простил бы Сашку. Разве это жизнь — ни на коньках, ни на лыжах не покатаешься. Да еще с сестренкой и братишкой возиться, сопли вытирать им, готовить. В магазин ходить. Тут завидовать нечему. Впрочем, Федьке давно хотелось, чтобы у него вдруг появился старший брат. Брат никогда бы не обманывал его, и они дружили бы с ним так, как никто в мире не дружил. И брат обязательно купил бы ему педальную машину, когда Федька еще в первый класс ходил. И велосипед двухколесный.
Федька решил перевести разговор на другую тему и спросил Идочку:
— А ты знаешь, что ваше корыто пробило куском асфальта?
Идочка кивнула головой.
— Маме надо достать другое, — сказал Федька. — А где его достанешь?
У парадной двери прозвонил звонок.
— Ма, ты чего так рано? — спросил Федька, плетясь по коридору за Ириной Михайловной. Он хотел поиграть с Идочкой в жмурки, но мать ответила, что ей надо спешить за корытом.
— Тетя Оля сказала, что его может продать ее знакомая. Пойдем, я тебе разогрею обед...
Федька наспех проглотил картофельный суп и морковные котлеты. Ирина Михайловна сидела на кушетке и довязывала свою голубую шапку. — А где живет тети Олина знакомая? — спросил Федька.
— На улице Воровского.
— Может, я помогу нести?
— Лучше сходи за хлебом и подсолнечным маслом.
— Ну вот, опять в магазин, — прохныкал Федька.
— Перестань, Федька. В школе спрашивали?
— Не-е, — ответил Федька. — Сережку спрашивали по истории. «Отлично» отхватил. Ма, он даст мне почитать Александра Грина. Ты читала?
— Читала, — ответила Ирина Михайловна.
— Интересно?
— Как тебе сказать? Боюсь, ты всего там не поймешь. А ты знаешь, — мать улыбнулась, — я ведь однажды встретилась с ним. Давно только это было…
— Где? — удивился Федька.
— Здесь, у нас в коридоре.
— Ну да?! — Федьке показалось невероятным, что настоящий писатель может запросто прийти к ним в коридор. Это было, кажется, в тридцатом году. Мы с твоим папой только-только приехали в Москву. Тогда ходили слухи, что в городе орудует шайка воров…
— Вроде «Черной кошки».
— Наверное. Я перебирала у фонаря старое белье. Вдруг слышу за спиною чьи-то шаги. Оборачиваюсь и вижу — склонился надо мною высоченный дядька в пальто. Ноги расставил, как грузчик. У меня сердце в пятки ушло. Ну, думаю, сейчас меня топором по затылку ударит. «Вам кого?» — спрашиваю. «Мне Славутиных хотелось бы повидать», — отвечает. (Семья Славутиных эвакуировалась из Москвы и до пор еще не вернулась. Дверь их комнаты была опечатана. Федька нашел как-то старую книгу со стихами, где на первой странице было написано — «Ученице V класса Вятской Мариинской женской гимназии Славутиной Марии Гавриловне Октября 11 дня 1909 года».) А Славутиных дома не было. А вы кто, спрашиваю. «Я Александр Грин». Была я молодой и глупой и еще не читала его книг. Только через два года, когда узнала, что он умер, прочла «Алые паруса» и «Бегущую по волнам». Он остался Славутиных на два дня. Два дня лежал и кашлял. И пил...