Перевезите за реку… (Горышин) - страница 7

В Верколе около 500 жителей, но всего 10 коров во дворах.

Архангельский этнограф, живущий покамест в Верколе, при Музее Абрамова, вечером за общим чаепитием высказал предположение:

— Отдать землю мужикам, через три года они миллионы огребут, страну невпроед накормят.

Экономическую максималистскую идею он сопроводил демографическим раскладом:

— При арендном подряде по делу хватило бы десяти мужиков, чтобы всю работу уделать, на фермах и в поле. Ну, конечно, при механизации. А что же делать остальным, женщинам? На каждого работника придется около тридцати незанятых. Сейчас им абы как платят, они абы как работают. Значит, что же? Придется развивать все инфраструктуры: кафе, швейные мастерские, дом культуры, дискотеку, ремесла. А куда девать аппарат? ВКарпогорах чуть не все работоспособное население сидит в конторах, корпит над бумагами. И ведь так работают, что дым идет. От бумаг.

Этнограф еще сказал, что в Верколе осталось два старинных колодца с журавлями. Мелиораторы прокопали канавы, из колодцев ушла вода.

— Современный сельский мужик, — развивал свою идею этнограф, — прежде всего владеет техникой. И плотницкий инструмент у него хорошо в руке лежит, и печку скласть он умеет. Такая брошюра есть: «Как построить сельский дом». Так она из рук в руки переходит, зачитана до дыр. И «Как сложить печку» тоже. Им дай развернуться, они же за три года миллионы огребут.

Идея архангельского этнографа попервости увлекала своим былинным размахом: «миллионы огребут», «невпроед накормят». Но тут же и замыкалась сама на себе как идея без исполнителей. Увлекут ли на новый трудовой подвиг веркольских мужиков (хочется написать: пекашинских, как у Абрамова) забрезжившие в умах сторонних советчиков миллионы скорого прибытка? Советчики опять же понужают мужика «гнать лошадей», а пекашинский мужик, как мы помним его по романам Абрамова, даже самый справный: Нетесов, Житов да и сам председатель Лукашин, — на работу спорый, но думает туго, на посул неподатлив. Разве что Егорша падок на скорую выгоду, так он из работников при первой возможности выбыл. Михаилу Пряслину и на ум не пришло разжиться. Сам стимул материальной заинтересованности в их время находился под строгим запретом как идеологически вредный элемент. После, когда заговорили об «испытании сытостью» (об этом роман Ф. Абрамова «Дом»), подспудно что-то нарушилось в крестьянском миропорядке, в общинном укладе, при котором веркольская пекариха Екатерина Макаровна Абрамова (прототип Пелагеи) каждое утро в одиночку плавала через страшенные пинежские разливы, в монастырскую пекарню: «Тесто заквашено дак...»