– Мою кузину Тлапку истыкали стрелами и собирались изнасиловать, как и Шарку с Дэйном, – внушительно заговорил он, изображая плохо сдерживаемый гнев. – Я не знаю, чем бы все закончилось, если бы я не убил их предводителя, а Тлапка не прикончила Даром всех остальных. Вот чем король заплатил мне за мою верную воинскую службу!
– О, мой друг, если бы мне платили всякий раз, как я слышал подобное, – воскликнул Латерфольт. – От тех самых ветеранов, которые лишились всего, чтобы защитить трясущиеся на троне яички…
Фубар смачно харкнул в сторону под одобрительные комментарии егерей.
– Я готов отправиться с вами!
– И мы тоже, – сказала Шарка, – если вы защитите нас от слуг короля.
– Это прислужникам короля хорошо бы защититься от нас, – подмигнул Латерфольт и махнул своим людям: – Тальда, помоги колдунье с раной! Хоболь, веди к дороге! Мы отправляемся в Тавор.
Неподалеку егерей ждали лошади… Точнее, не совсем. Лихоти, которых еще называют «кустарниковые кони», напоминали нечто среднее между лошадью и безрогим оленем. Небольшие, но длинноногие, выносливые и ловкие, они лавировали между деревьев, пока тяжелые скакуны Фубара, Шарки и Дэйна обивали копыта о камни и корни. Наверное, без новых спутников отряд Латерфольта, насчитывавший одиннадцать человек (не считая Хоболя, который покинул их неподалеку от своего приюта), ушел бы далеко вперед. Но если кто-то и раздражался из-за промедления, то его недовольство мгновенно растворялось в воздухе, едва рядом оказывался Латерфольт на черном лихоти в серых пятнах, невидимом в лесной чаще.
– Мы не бросаем товарищей, – торжественно вещал он. – Ни-ког-да! Даже если они никудышные воины, нытики, нюни и слыхом не слыхивали о Даре, в отличие от нашей Тлапки. Каждый в таворском братстве должен быть готов отдать жизнь за другого. Поэтому я не хочу слышать ваше нытье, любимые мои! Я бы сдох за каждого из вас, не раздумывая!
И егери снова вскидывали руки в приветствии и кидали рассерженные взгляды на тех, кто позволил себе малодушное ворчание. Латерфольт же, гордо приосанившись, возвращался в хвост отряда, к телеге, в которой лежала Тлапка. Шарка, Дэйн и Фубар ехали рядом, чтобы следить за больной. Ее потрескавшиеся белые губы неустанно двигались, шепча какие-то слова, но Дэйн, умевший читать по губам, пожал плечами и показал, что это полная бессмыслица или же неизвестный ему язык.
Фубар с каждым часом становился все мрачнее.
– Эй, Латерфольт, – крикнул он, – а далеко ли до вашего города?
– Тавор не город, старина, – мгновенно затрещал Латерфольт, – но я не хочу портить тебе впечатление! Скажу лишь одно, что, наверное, покажется тебе бредом сумасшедшего. – Он подъехал к Фубару, привстал на стременах, чтобы дотянуться до уха увальня, и громко прошептал, чтобы услышали все: – Это место помнит, что такое Дар, и впускает только тех, кого туда позвали. Позвали искренне, всем сердцем! Ни один человек не найдет Тавор просто так. Да-да, можешь сказать, что я спятил! Для того, чем мы занимаемся, безумие просто необходимо.