– Отпусти его, маль…
– Оставь меня в покое! – заорал Вилем и попытался наугад пнуть незнакомца, но сильные руки вдруг подхватили его за шкирку и протащили по земле, заставив выпустить тело отца из рук. Вилем завизжал. Он раскрыл глаза, чтобы расцарапать и разбить морду обидчику, но яростные слова застыли на его губах.
Единственный зрячий глаз, не скрытый повязкой, смотрел на него строго, но без злости. Палицы в руках воина Вилем не увидел, зато рассмотрел на плаще нашивку в виде рогатого жука.
– Ян Хроуст? – глупо спросил он. – Я сплю?..
– Лучше бы спал, – печально ответил Хроуст. – Как тебя зовут?
Вилем на мгновение опешил: редко кто интересовался его именем, стоило людям рассмотреть чужеземное лицо. Но Хроуст терпеливо ждал ответа, пристально глядя на измазанного в грязи и пепле мальчишку.
– Я… Вилем… Латерфольт.
Впервые в жизни он назвал себя Латерфольтом вслух, еще и перед героем своих грез. Героем своего отца, бездыханного на выжженной земле.
– Увы тебе, Латерфольт, – отозвался Хроуст. – Ты пойдешь со мной?
Шарка не помнила, как они добрались до особняка. Ее словно разделили надвое: одна Шарка, опьяненная, не помнящая себя, утопала в любви и желании, вторая же смотрела историю бастарда и его семьи, как сон наяву.
Латерфольт не заметил ничего подозрительного. Он явно был не в состоянии вообще что-либо замечать. «Пойдем домой», – прошептала Шарка, пока за ее пеленой блаженства маленький Вилем рыдал у трупа отца. Взрослый Вилем послушно подхватил ее на руки и понес в особняк.
В комнате было светло: луна благоволила этой ночи. Латерфольт запер дверь на ключ. В серебряном свете блеснули его широко распахнутые глаза. Он стряхнул с себя хиннский плащ, прошелся прямо по нему и бросился на кровать к Шарке, все еще одетой в нелепое грязное платье. Латерфольт припал к ее рту, на сей раз не спрашивая разрешения. Губы его, не встречая сопротивления, скользили все ниже, к шее, к вырезу платья…
– Латерф, – прошептала Шарка. В ответ он промычал что-то, продолжая ласкать ее шею и грудь. – Латерф! Подожди!
– А? – он поднял голову. Лишенное всякой мысли лицо егермейстера вдруг стало невинным, детским, несмотря на худобу, оспины и бороду. Таким же, как, наверное, было у маленького Вилема, когда отец обещал ему, что Ян Хроуст победит и признает его Латерфольтом.
На глазах Шарки выступили слезы. Она уже давно чувствовала их, даже там, на берегу, пока он целовал ее, не подозревая, что она видит внутренним взором. Она спрятала лицо в ладонях.
– Шарка, – растерялся Латерфольт. – Я сделал что-то не так?