Молодой офицер был тронут. Да, это не холодная и чужая Франция, где никому не было до него дела. Он с улыбкой отвечал землякам и с удивлением чувствовал, как отвык от родного языка. Поразила его и мать. Годы лишений не прошли для нее даром, и теперь она лишь отдаленно напоминала первую красавицу Корсики. Да и прикованный к постели дядя Люциано выглядел не лучшим образом. После стоившего Летиции еще одной морщины праздничного обеда, Наполеоне с таинственным видом подошел к большому сундуку.
— Что там? — с улыбкой спросил Жозеф. — Сокровища?
— Да, — кивнул брат, — здесь самые дорогие для меня вещи!
Сестры переглянулись. Неужели Набули не забыл о них и привез им целый ящик подарков? Но когда вместо ожидаемых платков и помад, он достал из сундука книги, по столовой пронесся вздох разочарования.
— Это и есть твое самое дорогое? — с нескрываемой насмешкой спросил Жозеф.
— Да! — улыбнулся Наполеоне. — Смотри сам! Руссо, Вольтер, Плутарх, Платон, Тит Ливий, Тацит, Монтень, Монтескье, Рейналь! И если бы ты только знал, какого труда стоило мне собрать эту библиотеку! Но больше всех я ценю, конечно, Руссо, это настоящий мудрец! Ты помнишь, что он говорил о Корсике?
Жозеф покачал головой.
— В Европе, — восторженно процитировал Наполеоне, — есть только одна страна, способная принять свод законов, и эта страна — Корсика! Достоинство и упорство, с какими этот мужественный народ отстаивал свою свободу, заслужили того, чтобы какой-нибудь мудрец увековечил ее для нее! И меня не покидает предчувствие, что когда-нибудь этот маленький остров еще удивит Европу! Каково? — торжествующе оглядел он родственников.
Цитата не произвела на них ни малейшего впечатления, Наполеоне не заметил этого и все с той же восторженностью продолжал:
— И Руссо не случайно понравилась Корсика! Ведь именно на ней люди наиболее близки к своему естественному состоянию…
Сев на любимого конька, молодой офицер долго продолжал в том же духе и даже не замечал, как потускнели лица с недоумением взиравших на него родственников.
Из всего сказанного сыном мать не поняла ни единого слова и с ужасом подсчитывала, во сколько обошлись Наполеоне обтянутые дорогой кожей «сокровища». А когда подсчитала, в ее глазах мелькнуло нечто похожее на обиду. Она выбивалась из сил и экономила каждый франк, а ее сын бросал деньги на ветер, покупая какие-то бессмысленные книги!
Сестры вообще не слушали заумные речи брата, а помрачневший Жозеф смотрел на него уже не с насмешкой, а с сожалением, и только дядя Люциан внимал речам племянника с видимым интересом. А тот все с тем же вдохновением продолжал вещать об обманутых народах, великих идеях и грядущем царстве свободы.