Но и исповедоваться перед трактирщиком он не собирался. Не хотят принимать, пусть не принимают. Он проживет и без любви Бенито.
— И как тебе Корсика? — с многозначительным видом спросил Андреа, когда приятели разделались с первой бутылкой вина.
— Она кажется мне еще более великолепной! — ответил Наполеоне. — И если бы ты только знал, как часто во Франции я видел во сне наш остров!
Тронутый воспоминаниями, он принялся рассказывать приятелю о долгих зимних вечерах, когда ему страстно хотелось оказаться на залитом ярким солнцем родном острове.
Но чем больше он говорил, тем скучнее становился Андреа. Его интересовали отнюдь не переживания приятеля, а то, что он думал сейчас. Страшную клятву бороться за свободу Корсики давал девятилетний мальчик, а теперь перед ним сидел французский офицер.
Быстро уловив перемену в настроении приятеля, Наполеоне оборвал свои лирические отступления на полуслове и грустно усмехнулся.
Все правильно! Сытый голодного не разумеет, и, чтобы у Андреа появился интерес к подобным повествованиям, ему надо самому пройти через те круги ада, через которые прошел он.
— Ты хочешь знать, что я думаю по поводу моей службы в королевской армии? — сухо спросил он.
— Да! — кивнул ди Борго. — Извини меня за прямоту, но служение французскому королю несколько расходится с нашими представлениями о будущем Корсики! Или ты думаешь теперь иначе?
Молодой офицер покачал головой. Он вспомнил Эжена д`Илета, Валона, де Пикадю, де Филиппо и де Вальфора. Они смогли бы рассказать Андреа о его любви и Франции и ее королю.
— Нет, Андреа, — с грустной улыбкой много испытавшего человека сказал он, — не думаю и по-прежнему мечтаю видеть нашу родину свободной!
Ди Борго облегченно вздохнул и протянул приятелю руку.
— Я рад, Набули!
Тот пожал руку и, окинув приятеля долгим взглядом, спросил:
— А теперь я хочу тебя спросить вот о чем! Ты и на самом деле веришь в то, что такой небольшой остров, как Корсика, сможет противостоять Франции и рано или поздно добиться полной независимости?
Ди Борго неопределенно пожал плечами. Он и сам не раз задавался этим вопросом, но так и не нашел ответа на него. Как страстный поклонник Руссо и патриот, он был обязан бороться за свободу, но как всякий умный человек он уже не мог не понимать всю бессмысленность и безнадежность подобной борьбы.
— Какой бы разложившейся не была французская армия, — продолжал молодой офицер, — у нее хватит сил, чтобы справиться с десятком таких островов! Но дело не только в этом! При всем своем восхищении родиной, я не могу не видеть, насколько она провинциальна и дика! По своему развитию Корсика не идет в сравнение даже с тем захолустным Валансом, где до недавнего времени стоял мой полк, не говоря уже о Париже и Лионе! И ей понадобятся десятки, если не сотни лет, чтобы выйти на общеевропейский уровень! Мне горько говорить об этом, — бросив быстрый взгляд в сторону папаши Бенито, понизил он голос, — но для Корсики все же куда лучше быть с Францией, за которой стоит великая культура… Конечно, — пожал он плечами, — наши отношения с нею должны принять совершенно новые формы! Какие? Я пока не знаю! Но самим нам из нашего средневековья не выбраться…