– Живой? – голос доносился как будто через вату. Говоривший словно укрылся одеялом и таким странным способом пытался докричаться до меня.
Хотел было ответить, но поймал себя на мысли, что не могу разомкнуть губы, их словно суперклеем обработали. Тело также не слушалось, но чуть кивнуть головой я все же смог.
– Васильев, что тут? – донесся еще один голос.
– Так еще один, товарищ лейтенант, – ответил тот, что спрашивал меня, живой я или нет. – Сколько же их тут? – человек обвел глазами пространство вокруг себя.
Окидываю, наконец, и я взглядом округу, точнее, то место, где очнулся в этот раз, только вот почти ничего не было видно. Все вокруг белое, даже глаза слезиться начали, зацепиться было не за что. Ресницы слипались, замерзая от слез мгновенно, и было очень неприятно.
Неожиданностью было именно то, что в этот раз я попал сюда без содействия деда, то есть его колдовство, о котором я думал, ни при чем. А что же тогда? Неужели и правда я сам все сделал, едва прочитав рассказ ветерана? Тогда плохо это все, я-то думал, что надоест деду меня жизни учить, он и отстанет, а тут вон как.
Так вот почему пальцы холодило, зима здесь. И тут же ко мне пришла боль. Застонав, губы я так и не смог разлепить, хоть и пытался, скрипнул зубами. Что с моим ртом? Я просто боюсь сильно напрячь челюсть, как бы не разорвать губы.
– Надолго ли? – вздохнул человек, и мне показалось, что в этом вздохе было столько сочувствия и жалости, что я захотел увидеть говорившего человека.
Сказано было тяжело, сразу понимаешь, что человек искренне переживает, в мое время такого и не встретишь уже.
– Да, уже восемнадцать нашли, умерли все. У троих даже ран не было, обморожение…
– Конечно, сутки на таком морозе, эх, успели бы раньше… Парни-то все сплошь молодые, красивые. Еще бы, гордость страны, кремлевские курсанты! Как так вышло, что именно тут не было регулярных войск, и мальчишек поставили в строй? Господи, им ведь жить и жить бы еще!
Это они о чем сейчас тут говорят? Кто курсант? Я? Ужасно хотелось осмотреться, но видел вокруг только снег, да и то, словно через пелену. Скорее всего, тот, кто так сожалел о курсантах, немолод, по голосу слышно, да и манера речи похожа.
– Этот еще и ранен, похоже. Вон вокруг красное все…
Это обо мне? Я ничего не видел, кроме снега, голова не опускалась, слишком болела, и, черт, да почему же меня так зажало-то, словно в тисках?
Говорившие бойцы суетились возле меня, явно работая лопатами. Откапывают, что ли?
– О, вон чего вышло…
Я не понимал, о чем говорят солдаты, чувства холода и страха перекрывали все. Казалось, я ощущал все их эмоции, но никак не мог понять, что же со мной. Видел хоть и плохо, но и этого было достаточно, чтобы разглядеть испуганные лица тех, кто занимался сейчас моим спасением. Бледность на лицах, глаза бегают и старательно уходят от моего взгляда, люди реально переживают.