Истязатель стал ломать щипцами пальцы на ноге Алексея.
— Все равно я вам ничего не скажу, можете меня убить! — прокричал князь. — Вас накажут русские боги!
Истязатель сломал мизинец, но Сотников даже не охнул. Следователь кисло усмехнулся:
— Я слуга наместника Всевышнего Бога в этом мире, а ты хорошо кинь взор. Сейчас увидишь, как мы будем допрашивать твою девушку.
Помощник следователя отложил щипцы и рыкнул:
— С него хватит!
Спектакль, если можно назвать спектаклем такое варварство, был продолжен. Внешне юную, но с весьма развитыми формами девушку били, жгли, пока она не отключилась, потеряв сознание. Золотые волосы едва не вырваны — все тело красавицы в ссадинах и кровоподтеках.
Иезуит приказал изуверу:
— Подрумянь ей еще ее соблазнительные ножки.
Истязатель извлек из жаровни пылающий жаром кусок металла. Облизнулся: до чего же красивая девушка. Хочется такую мучить и терзать как можно дольше!
Палач так увлекся, что раскаленным железом слишком сильно погладил оголенные круглые девичьи пятки, тем самым лишив ее способности двигаться. Ничего, теперь не убежит!
Девушка опять потеряла сознание. Бывает, искусство истязания требует жертв.
Ее окатили ведром студеной воды. Князя больше не трогали. И так измучили парня, на мускулистом теле живого места не осталось.
Их отнесли в просторную, но чисто вымытую камеру. Такие бесценные пленники не должны умереть от заражения или инфекции. К стене приковывать не стали, все равно едва живы. Пятки девушки даже почернели от ожогов.
Охранники ушли.
— Ты молодец, что ничего им не выдал, — сказала девушка. — А мы все равно убежим, у меня есть заклинание такое, что на коже ни единого следа не останется…
Иезуит проснулся на самом интересном месте. Уже светало, вот-вот протрубят сбор, войско продолжит свой поход. Уже бежит знакомый босоногий мальчишка, чтобы разбудить горнистов.
Князь церкви благословил крестным знаменем просыпающийся лагерь и закричал во все горло:
— Скоро конец Руси! Мы собрали много сил! С нами Бог и Его наместник на Земле — Римский папа!
Но это, скорее, было самоуспокоением. Иезуит достал меч и принялся фехтовать с воображаемым противником. Слишком уж мрачные у него были предчувствия, связанные с походом. Что-то не верилось в скорую и неизбежную победу.
Если бы Скопин-Шуйский был убит, а Алексей и его подруга действительно оказались бы в плену, то можно было бы успокоиться. Но сейчас эти русские черти — главная угроза походу.
Подошедший сзади Барбаросса иронически сказал:
— Воображаемый противник всегда очень искусен, но обречен на поражение. Ты бы лучше сразился с настоящим бойцом!