— Грубая, но добрая, — мягко поправил священник. — Вон, с ливня, с ночной дороги меня подобрала. Не каждый так поступит. Боятся ночных попутчиков-то… А про какую-такую «кашу» вы говорили? — резко меняя тему разговора, спросил священник. — И почему, детка, ты так странно одета? С больницы штоль? — дедушка внимательно посмотрел на Снежану, и та смутилась ещё больше — взгляд его больших, на выкате, карих глаз был пронзительным, в них читался глубокий ум и огромный опыт. На мгновение ей даже показалось, что эти глаза не имели возраста и от них ничего не возможно было утаить, совершенно ничего, даже тайных мыслей и желаний…
— Да, с больницы… — тихо проговорила Снежана и тут же зарыдала, уронив головку прямо на грудь деду-попутчику. Тот ничуть не смутился, а, наоборот, обнял её за плечи и стал ласково гладить мокрые золотистые волосы Снежаны, прямо как добрый дедушка, желая успокоить любимую внучку.
— Тише, тише, детка, тише, все будет хорошо… Расскажи мне всё — вот увидишь, сразу легче тебе будет, легче будет…
И Снежана, громко сморкаясь в услужливо оказавшийся в руках дедушки платок, сбивчиво рассказала все, что с ней приключилось за последние дни, начиная со встречи с Ганиным в городском музее. Дед-священник слушал внимательно, сморщив лоб, и постоянно кивал головой, как бы с чем-то соглашаясь и что-то при этом бормоча себе под нос. Когда же рассказ был окончен, он некоторое время молчал.
— Да уж… Распоясались совсем… Распоясались… — и грустно покачал головой, как добрый дедушка, ставший свидетелем жалоб о проказах соседских детей.
— Кто? — недоуменно подняла брови Снежана.
— Ах, нет, ничего… — как бы очнувшись от глубоких раздумий, сказал священник. — История твоя очень интересная, доченька. И особенно интересно в ней то, что крестик-то твой, матушкой одетый, жизнь тебе и спас! Даже эта черная животина не смогла его сорвать с тебя-то, боится…
Снежана удивленно взглянула на священника и только сейчас обратила внимание на этот факт. «А ведь и правда…». , — с этой мыслью она быстро запустила руку за пижаму и нащупала там, на груди, теплый и казавшийся от этого как будто бы живым металлический предмет.
— Ой, батюшка! — воскликнула она. — И точно — без крестика убили бы меня там, ей-Богу… — и совершенно неосознанно, механически, перекрестилась. — Но кто это были? Разве бывают коты в человеческий рост, в костюмах, говорящие человеческим голосом? Разве бывают портреты, которые убивают? Ответьте, батюшка, что тут происходит?! Кто они?! Священник опять наморщил лоб и немного помолчал, как бы мысленно подбирая слова.