— Говорящих котов в человеческий рост, конечно же, не бывает, да и портретов-убийц тоже, покамест, не обреталось… — тихо сказал он, не глядя на Снежану, а смотря, прищурив глаз, сквозь неё, на весело прыгающие стрелки на приборной доске автомобиля.
— Так кто же они? — почему-то прошептала Снежана, пронзительно глядя на лицо священника.
— Дак сама ж знаешь, доченька, — повернулся, наконец, к ней священник и взглянул прямо в глаза. — Знаешь, а боишься самой себе сказать — боишься признать, боишься поверить…
— Слушай, дед, не тяни, а?! — не выдержал Рогозин, не отрывая глаз от мутной от потоков дождевой влаги дороги. — Знаешь — говори, не знаешь — молчи! Без тебя тошно! Но священник даже не обратил внимания на его грубость.
— Сила бесовская вышла на свободу, вот и безобразничает. А всему виной портрет… Рогозин уже третий раз за ночь резко ударил по тормозам, а потом повернулся к деду, вытаращив глаза. Он открыл рот, но слова не выходили из его глотки от удивления. В самом деле, всю свою жизнь он только и делал, что гонялся за НЛО, полтергейстами, русалками, ведьмами и домовыми, и все попусту, а тут… Совершенно неожиданно он сам оказался втянут в историю, в которой все то, за чем он так тщетно гонялся, действует так явно, так нагло, так открыто и… так очевидно!
— Не понимаю… — прошептала Снежана. — Почему «на свободу» и причем тут портрет?
— А притом… Сила бесовская мощь имеет великую — самый слабый из них спалить может всю нашу область за секундочку, доченька ты моя, глазками не успеешь моргнуть, но сила эта отгорожена от нашего мира крепкой стеной и никогда не дремлющей охраной. Ну, вроде как уголовников мы в тюрьмы-то сажаем, чтобы они добрым людям плохого ничего не делали, так и бесы эти — ну, вроде как в тюрьме сидят и к нам им ходу нету. Могут они, конечно, нас соблазнять на грехи малые или великие, но чтобы самим среди нас ходить как заблагорассудится, убивать людей или, скажем, красть их — не-е-е-ет, этого делать им не дано…
Снежана и Рогозин слушали затаив дыхание, только дождь хлестал за окнами да с шумом проносились редкие машины, взметая целые волны грязной и мутной воды.
— … А портрет этот — это своего рода дырка в стене, которая тюрьму окружает. Они через неё и пролазиют, окаянные, и безобразничают тут у вас… Ну, сущие уголовники-рецидивисты — и все тут! — всплеснул руками старичок, как добрый дедушка, расстроенный шалопайством соседских мальчишек в его огороде.
— Не понимаю… Как портрет может быть дыркой!? — воскликнул Рогозин.
Но Снежана вдруг согласно кивнула головой.