Читая сегодня ранние вещи Михаила Слонимского, думаю сразу о многом. Назвать автора «Шестого стрелкового» молодым писателем в сегодняшнем нашем понимании даже в голову не приходит, — настолько быстро он повзрослел на войне, настолько причудливо и органично соединился его интеллигентский духовный опыт с опытом солдата на несправедливой, безумной, кровавой войне.
Рассказом «Шестой стрелковый» открывается одноименная книга. Потрепанный в боях шестой стрелковый полк отведен на отдых в полесскую деревушку Емелистье. Болото кругом. Туманы, карликовые на болоте березки. Хлипкие, как грибы-обабки, полесские мужики... Впрочем, каких-либо описаний природы, пейзажей или портретных характеристик здесь нет. Кстати сказать, их не будет и в последующих сочинениях Михаила Слонимского. В ранних вещах пейзаж, портрет — это метафора, символ, впоследствии — чуть заметный мазок на палитре, оттенок фона...
Болезненна, лихорадочна природа в Полесье, и лихорадка бьет шестой стрелковый полк. Все несправедливо, безумно, безумна сама война; армия, построенная на лжи и насилии, умирает в тяжелой агонии. Сошел с ума командир полка Будакович; адъютант Таульберг с его идеей справедливых отношений между офицерами и солдатами подобен белой вороне, его обвиняют в шпионстве, он бежит от расправы в болотную топь; заведующий оружием Гулида, карточный шулер, рвет куши в офицерском собрании; капельмейстер Дудышкин в экстазе сочиняет вальс «Весенние цветы»; все бредят образом Кати Труфановой, приславшей из Петрограда подарок доблестному воинству. Солдатская масса тяжело, угрюмо молчит, что-то в ней созревает...
И вот наступает расплата: и Будакович, и Таульберг, и Дудышкин, и иже с ними — все золотопогонное — вверх ногами, в колодец. Уцелел только мздоимец Гулида, он кричал громче всех: «Ура! Новая жизнь! Я вам всем теперь такого вина достану!.. Праздник!..»
В рассказе «Варшава» опять же апофеоз безумства войны, при иных обстоятельствах места. Корнет Есаульченко прибыл в Варшаву на отдых. Кандидат на классную должность Кроль выдал ему бумагу, в ней написано: «Ранен, контужен и за действия свои не отвечаю». Отдыхает корнет Есаульченко так же разгульно, безудержно, как воюет; рассудок, совесть, душа, здравый смысл усыплены, под наркозом; развязаны инстинкты, воспалено воображение, и уже не понять, где реальность, где бред. Мир корнета беспредельно широк, мир кандидата Кроля преувеличенно сужен. И эти два мира сошлись в одной точке — Марише, которая подает господам офицерам в цукерне шоколад. «Цукерня вся белая, будто вылита целиком из молока, с белыми занавесками, стуликами и столиками. От беленьких прислужниц пахнет сливками. Речь у них сдобная и приветливая, и глаза, как изюм в булке, чернеют...»