Курочкину, при случае, поклонись. <...>
Как там у вас зима? Нас тут совсем замучила — морозы до сих пор ночью в 20 гр. Надоело!
Хочу сморчков!
Хочу учиться на рояле. Играть Шопена. Куплю летом рояль».
Далее Юра переходит на нотную письменность: изображено несколько тактов сонаты Шопена.
«Будь здоров, милый, пиши иногда
Ю. Казаков».
Потом перерыв в переписке на два с половиной года. И — второпях писанное, деловое, без свойственных Юре отступлений, лирических рулад, письмо-напутствие, в ответ на мое обращение к аксакалу, мастеру перевода с казахского.
«Милый Глеб! Рад, что ты подал голос. Сочувствую тебе в твоем новом начинании.
Сказать тебе что-нибудь определенное о технике перевода я не могу, т. к. сколько переводчиков, столько и методов перевода.
Я переписывал Нурпеисова, стараясь все-таки, чтобы это был Нурпеисов, а не Казаков. Подстрочник ни в коей мере не передает букву оригинала, но дух оригинала в подстрочнике все же присутствует, и, уловив этот дух, можно довольно смело работать, не опускаясь, с одной стороны, до примитивизмов подстрочника и, с другой стороны, не возвышаясь над автором. Что касается длиннот, то, я думаю, такие места можно опускать, договорившись, конечно, с автором.
Если будут попадаться места, не требующие «перевода», т. е. хорошие куски, то их можно оставлять.
Не знаю, как тебе достанется перевод, а мне было тяжеловато. Халтурить душа не позволяла, и я, в сущности, как бы вновь писал роман, и времени уходило много, как на свой собственный.
В заключение один совет. В смысле денежном переводческая работа весьма неблагодарна. Поэтому (если ты вообще не переводчик по призванию и профессии) нужно переводить такие книги, которые издаются потом не один раз. Тогда твой донорский подвиг будет хоть компенсирован материально.
Поэтому без договоров и без включения романа в издательский план — не связывайся.
Во дни своего литературного разгула (в 62 г.) я перевел как-то маленькую повесть якута, т. е. написал ее, и она вышла в «Дружбе народов» и нигде больше. Таким образом, мой подвиг пропал втуне.
Был я в августе на Б. море и справил там довольно грустный юбилей: впервые на Б. море побывал я ровно 15 лет назад. Тогда я был студентом Литинститута и впереди что-то светило. И вот теперь хочу написать нечто элегическое.
Сижу я в Абрамцеве, хвораю. И вот даже пишу тебе лежа (поэтому будто не Юрой написано: прыгают строчки, буквы. — Г. Г.). Осень, а я и не поохотился, душа моя теперь дремлет.
Будь здоров, дорогой, не пропадай, пиши иногда.
Не хочешь ли махнуть на охоту на Арал?