Первым человеком, которого я встретил на деревенской улице, был Василий Шукшин, в кожаном пиджаке, в кепке, в русских сапогах — таким мы вскоре увидели героя «Калины красной», непутевого и бесконечно небезразличного нам Егора Прокудина. Режиссер Шукшин выбирал съемочную площадку для очередного эпизода, в котором предстояло сниматься актеру Шукшину. Рядом, об руку с ним находился оператор Анатолий Заболоцкий — единомышленник, друг, помощник, ученик Шукшина, воспреемник его творческих идей (оператор Заболоцкий снимал и фильм «Печки-лавочки»). Шукшин был до крайности занят, сосредоточен, он был тут, рядом, на улице деревеньки Садовой, пожимал мне руку, непрестанно курил, присел со мною на бревна, на одно мгновенье присел, — и был он где-то недосягаемо далеко, за чертой, которую не переступить никому, — в себе, в подспудной работе ума, сердца, воображения...
В тот день снимался эпизод «у баньки», когда муж Любы, пустившей к себе в дом вышедшего из тюрьмы вора Прокудина, вместе с дружками является проучить новоявленного жениха. Сцена, в которой бушуют страсти и слышится скрежет зубовный, — и вокруг благолепие: жаворонки поют, церковка на горе над озером. И все население, старое да малое, деревни Садовой сползлось посмотреть «кино», как некогда, десять лет тому назад на окраинной улочке Горно-Алтайска. И я в ряду зрителей. И явилась такая мысль: удастся ли сочетать эти страсти, этот сюжет с кровавой развязкой — и эту натуру, проникнутую духом умиротворения, праведности?
Вечером, в Белозерске, когда закончился долгий-долгий день трудов, мы с Василием Шукшиным вышли на берег Белого озера, то есть на берег канала, отгороженного от озерных штормов каменной дамбой, и пора уже наступила для ночи, но было по-северному светло, в сизых сумерках медленно шлепали по каналу буксиры, плыли плоты, гонки сосновых бревен, рдели ходовые огни. Шукшин говорил:
— Все это будет в картине... Мы снимали прямо вот здесь, на берегу... Вон видишь, столовая... Здесь мы сняли сцены в ресторане. Хотелось, чтоб был второй план — озеро, плоты идут, простор, нечто вечное.
Я задал Шукшину вопрос, возникший у меня во время съемок в Садовой:
— Почему ты, снимавший до сих пор свое кино у себя на родине, на Алтае, выбрал Вологодчину? Смогут ли твои герои прижиться на новой для них натуре? Ведь что ни говори, не только природа сибирская, но и сам склад, характер русского человека, даже и язык в Сибири немножко иные, чем на Вологодчине...
— С людьми происходит одно и то же, и в Сибири, и тут, — сказал Шукшин. — Внутри людей... одни процессы...