Секунд смотрит на Амару, будто чувствуя, что чего-то не хватает.
— Принести тебе лиру, госпожа?
— Спасибо, — говорит она, радуясь, что ей будет чем заняться.
Плиний по-прежнему поглощен чтением, и она, позавтракав, начинает перебирать струны и с облегчением забывается в пении. Так проходит час. Сад согревается под солнцем, и цветы раскрывают чашечки его свету.
Пока Плиний читает, она без устали играет на лире, будто любящая дочь.
— Руфус здесь, — сообщает хозяину бесшумно появившийся Секунд.
Амара намеренно продолжает играть, лишь украдкой поглядывая на остановившегося у фонтана молодого человека. Тот смотрит на нее, явно удивляясь, что встретил в саду кого-то, кроме адмирала.
Плиний подзывает его к себе.
— Руфус! Как поживает Юлий? Жаль, что мы с ним разминулись в Мизене.
— Он передает тебе горячий привет, — говорит Руфус. — Как и мои родители. Они проводят лето в Байи, иначе навестили бы тебя, пока ты в Помпеях.
— Передавай им мое почтение, — отвечает Плиний. — Байи восхитительны в это время года. — Он поглядывает на Амару. — Твой дядя говорил, что ты чрезвычайно увлекся театром. Познакомься с моей маленькой гостьей Амарой. Она одаренная музыкантша.
Прежде Плиний ни разу не проявлял интереса к ее музыке. Амара перестает играть и сдержанно кивает Руфусу. Юноша, чьих ушей, возможно, уже достигли шутки о новой гречанке Плиния, неуверенно медлит.
— Приятно познакомиться, — говорит он.
Какое-то время мужчины беседуют, но Амаре становится очевидно, что у них мало общего, помимо привязанности к дяде Руфуса Юлию. Секунд снова выходит в сад и шепчет что-то на ухо хозяину. Плиний с извинениями удаляется, объяснив, что ему необходимо быстро переговорить с клиентом.
Руфус и Амара остаются наедине и погружаются в растерянное молчание, не зная, как вести себя в столь деликатных обстоятельствах.
— Это была красивая мелодия, — наконец говорит Руфус. — Ты не могла бы спеть еще?
Амара играет ему одну из самых чарующих мелодий, которым научил ее Сальвий. Раньше она никогда не исполняла ее на публике — они с Дидоной посчитали ее слишком печальной, — но Руфус приходит в восторг.
— Какой у тебя чудесный голос! — по-детски восхищенно восклицает он.
Она почти не сомневается, что Руфус старше ее, но по поведению его можно принять за ребенка. Его нельзя назвать красивым — для этого у него слишком крупный нос и широкое лицо, — но он высок, и на его открытую, приветливую улыбку невозможно не ответить. Ему совсем не свойственна развязная заносчивость Квинта и Марка.
— Спасибо.
— Как ты, э-э-э… познакомилась с адмиралом?