— Значит, я горделиво потребовала четыре члена? — спрашивает Амара, сдерживая смех. В тесноте им приходится стоять вплотную друг к другу. Уже немного опьянев от пения и внимания, она делает глоток вина с медом. — Рада слышать.
— Ты постояла за себя. Вот что показалось мне великолепным, — отвечает Менандр, переходя на греческий. — И члены не имели никакого значения.
— Если бы…
Ей хотелось его рассмешить, но Менандр улавливает в ее словах затаенную горечь. Их взгляды встречаются, и она понимает, что он разделяет ее несчастье и когда-то лишился того же, что и она. Он приветственно прикладывает ладонь к сердцу и склоняет голову, словно они только что встретились.
— Меня зовут Каллий, — говорит он. — Мой отец Клейтос — лучший гончар в Афинах. В один прекрасный день отцовское дело перейдет ко мне, и я стану торговать своими изделиями по всей Аттике, включая прекрасный город Афидна. А как зовут тебя?
Никто в Помпеях еще не осмеливался спросить ее об этом. Имя — последняя частичка собственного пространства и индивидуальности, остающаяся у свободнорожденных рабов. Настоящее имя. В таверне так шумно, что ей приходится повысить голос почти до крика, но она без колебаний дает афинянину то, о чем он просит.
— Меня зовут Тимарета, — говорит она. — Я единственная и самая любимая дочь Тимая, самого ученого врача в Афидне. Я была ему и дочерью, и сыном.
— Вот видишь, — произносит Менандр, беззаботно отводя с ее лба завиток волос. — Остальное не имеет значения.
— Но я также зовусь Амарой. — Она снова переходит на латынь, игриво убирая его ладонь. — Иначе я ни за что не ступила бы на порог этой таверны и уж тем более не стала бы петь для толпы мужчин и разговаривать с тобой!
Менандр улыбается, но не успевает он ответить, как ее хватает за руку Дидона.
— Амара! Это что, Галлий?
Знакомая фигура, склоненная над игорным столом, размахивая руками, попрекает Викторию, а та пытается собрать выигранные монеты, одновременно переругиваясь с Галлием и другими игроками. Он выпрямляется и, ударившись головой о низко висящую масляную лампу, в бешенстве оглядывает таверну.
— Сейчас же возвращайтесь! — ревет он, заметив Амару и Дидону.
Несколько выпивох оборачиваются посмотреть, на кого он кричит, и смеются при виде двух волчиц.
— Пожалуй, я тоже пойду с вами, — заплетающимся языком бормочет один из них, вставая. — У тебя прелестные губки. Может, ты мне споешь, — обращается он к Дидоне, очевидно, решив, что Амара уже условилась с клиентом.
Менандр берет ладонь Амары и накрывает ее своими. На мгновение она пугается, что он попросит присоединиться к ней в лупанарии. Он наклоняется и, понизив голос, говорит: