Квинт закатывает глаза, а Марк фыркает в свой бокал.
— Значит, теперь мода на актрис? — продолжает захмелевший мужчина, не замечая их презрения. — Должен сказать, тут я на стороне Фортунаты. По-моему, это слишком уж современно даже для Виналий.
— Разве сама Фортуната не была когда-то актрисой? — спрашивает Марк.
— Не знаю, кто тебе такое сказал! — возмущается старик. — Она почтенная вольноотпущенница. Отметины… Согласен, прискорбно… Но это у нее с детства. Еще до того, как она попала в дом к старому владельцу. Я имею в виду владельца Зоила, старого Амплиата.
Амара поднимает взгляд на ложе хозяев дома. Каскад падает в украшенный резными дельфинами желоб у них под ногами. Значит, Фортунату клеймили еще девочкой. Что же это было за детство? Остается лишь надеяться, что сейчас бывшая рабыня вовсю наслаждается своим богатством.
— Правда? — спрашивает Квинт. — Как занятно.
— Он ведь мог на ней и не жениться. Я про Зоила. Но знаете, что он мне сказал? — Мужчина осоловело наклоняется к ним поближе, едва не валясь с лежанки. — «Нисий, — говорит, — я не мог спокойно смотреть, как мужчины за ужином вытирают свои грязные руки об одежды моей Фортунаты, будто она треклятая салфетка. Конечно, я ее освободил, конечно, я на ней женился». — Нисий нетвердой рукой поднимает тост. — Золотые слова! Вот это, я понимаю, любовь.
— Прекрасно, — бормочет Марк.
Амара чувствует, как сидящий рядом Квинт всем телом сотрясается от смеха.
— Я знаю много песен о любви, — говорит она, — но даже в них редко услышишь о столь глубокой преданности.
— Ты права, так и есть, — горячо кивает Нисий. — Это правда.
Марку приходится скрыть хохот за приступом кашля. Квинт наклоняется к ней и выдыхает ей на ухо:
— Умничка.
Амара, изогнувшись, улыбается ему. Теперь ей наконец стало ясно, как угодить всем гостям на этом празднестве. Квинт слишком невежествен, чтобы понять, что она говорит искренне. Она может безбоязненно оказывать почтение хозяину дома: мужчины, которые привели ее, просто-напросто примут ее слова за насмешку. Несколько расслабившись, Амара постукивает Дидону по плечу и шепотом произносит:
— Только погляди, что тут творится!
Она смотрит на других гостей, возлежащих на ложах у кромки воды. Десятки ярко пылающих масляных светильников источают такой жар, что она почти радуется своей наготе. Все остальные гости укутаны с ног до головы. Некоторые обливаются потом под грузом своего богатства. Ободок одной женщины инкрустирован такими тяжелыми драгоценными камнями, что ей приходится опереться головой на руку.
— Нельзя петь ту народную песню на таком пиру, — шепчет Дидона в ответ.