— Ах, как это любезно, — выдавливает он наконец. — Как любезно со стороны добрых молодых людей, не правда ли, любовь моя? Привести актрис — это так современно, не так ли, Фортуната?
От Фортунаты, полулежащей рядом с Зоилом, не укрылось оскорбление, нанесенное ее мужу. Заостренные черты ее умного лица портит густой слой макияжа, сбившийся складками на лбу. «Рабские стигмы[19]», — догадывается Амара. Должно быть, Фортуната пытается замазать следы былого унижения.
— Да, супруг мой, — громким голосом говорит она. — Очень современно.
Кое-кто из собравшихся смеется. Фортуната холодно улыбается двум своим новым гостям, полностью игнорируя обнаженных девушек. Квинт отвечает ей улыбкой, но Марку хватает совести смутиться. Зоил раздраженно отмахивается от жены.
— Вы уж простите Фортунату, — подобострастно извиняется он. — Она довольно старомодна. Прошу, передай своему отцу, что для меня это великая честь. Надеюсь, вскоре он удостоит меня визитом и примет мою благодарность лично.
— Ты должен позволить им для себя спеть, — настаивает Квинт. — Ничто не доставит им большего удовольствия, чем знать, что они тебе угодили.
— Хорошо-хорошо, — говорит Зоил, без особого воодушевления глядя на Амару и Дидону. — Но сначала вы должны насладиться особым блюдом от моего нового повара. Его как раз сейчас подадут.
Раб в ярко-зеленых шелках суетливо провожает их к огромному пустому ложу. Амара с болью понимает, что им уготованы самые почетные места. Должно быть, Зоил действительно желал произвести впечатление на отца Квинта. Мужчины растягиваются на обложенной подушками лежанке, и Амара и Дидона присаживаются рядом с ними. Она чувствует, что взгляды ближайших гостей устремлены на них. «Мне не стыдно», — твердит она себе, когда Квинт проводит ладонью по ее груди и боку. Другой раб, облаченный в такие же ядовито-зеленые одежды, что и предыдущий, появляется с серебряным подносом и раздает им всем бокалы вина.
— Видел лицо Фортунаты? — шепотом спрашивает Квинт Марка, отхлебывая из бокала. — Зазнавшаяся выскочка.
Марк, оказавшийся на безопасном расстоянии от гнева хозяйки, угодливо посмеивается. Амара сжимает свой бокал. Квинт массирует пальцами ее талию.
— Пей, дорогая, это самое дорогое фалернское, которое я когда-либо пробовал.
— Две тысячи сестерциев за кувшин, — громко говорит краснолицый пожилой мужчина, устроившийся на соседней лежанке. — Здесь подают только отменное вино. У Зоила лучший дом в городе. Готов поспорить, тебя немало обрадовало его приглашение. Жаль, твой старик-отец не смог прийти.