Амара словно со стороны наблюдает, как шагает по крашеному деревянному полу ему навстречу. Он за руку переводит ее через порог.
— Ты ей не сказала, — произносит он.
Амара молчит. Она знает, что это не вопрос. Феликс берет ее за подбородок, заставляя поднять взгляд.
— Есть много способов выдать тайну. Особенно если дрожишь как овца. Понимаешь, о чем я?
— Ты запугиваешь меня, чтобы я не боялась?
— Так-то лучше. Капелька строптивости тебе не помешает.
Амара не знает, что ненавистно ей больше: страх перед ним или его вкрадчивая фамильярность. Она отталкивает его ладонь.
— Одна подавальщица из «Слона» хочет взять у тебя ссуду, — говорит она. — Два денария.
— Два денария?! Зачем гнаться за такой мелочью, если скоро вы будете приносить мне семьдесят денариев в неделю?
— Деньги есть деньги. Отказываясь от сделок, не разбогатеешь.
— На что они ей?
— На аборт.
— И она сможет их вернуть?
— Она уверяет, что да.
— Так и твоя торговка из закусочной говорила, — Феликс подходит к столу и, порывшись в ящиках, достает соглашение с Марцеллой. — Мы по-прежнему ее дожидаемся. Ты вроде не должна была сговариваться с новыми должниками, пока она не расплатилась?
— Но срок ее ссуды еще не подошел.
— Брось свои штучки. Сама знаешь, что ее взносы были слишком мелкими. А просроченные платежи я не принимаю, тем более от женщин. — Он улыбается, будто вспомнив, что не собирался ее запугивать. — Хотя, с другой стороны, взыскивать с нее деньги будешь ты, так что ей не о чем беспокоиться. Пока она не нарушит сроки. Тогда ей придется иметь дело со мной.
По потному лбу ручьями стекала краска, а на щеках было столько белил, что казалось, будто дождь струится по растрескавшейся стене[20].
Петроний. Сатирикон
В комнате, еще хранящей тепло весеннего дня, собралось намного больше людей, чем ожидала Амара. Рядом репетирует труппа мимисток. Все как одна обнажены, не считая цветочных гирлянд. В сравнении с ними она и Дидона, позолотившие кожу и облачившиеся в серебристые одежды, кажутся слишком разнаряженными. Одна из актрис искоса поглядывает на них и снова поворачивается к своим подругам, прикрывая смеющийся рот изящными пальчиками.
— Не знала, что здесь будет столько исполнительниц, — шепчет Дидона.
Ладони Амары перепачканы липкой пастой: они пытались украсить лиру, однако в итоге позолотили не только инструмент, но и собственные руки.
— Даже хорошо, что мы непохожи друг на друга, — говорит она, пытаясь убедить в этом не только Дидону, но и саму себя. — Нельзя же всем быть обнаженными.
— Еще несколько цветков, и будете безупречны! — гремит чей-то голос из-за их спин.