Она разворачивает маленький свиток, врученный Эгнацием, и вместе с Дидоной склоняется над текстом. В первое мгновение она не может поверить своим глазам, а потом ее пронзает укол страха. Она пристально смотрит на Эгнация.
— Ты точно уверен, что он будет доволен, если мы это споем?
В его прямом ответном взгляде читается невыразимая правда.
— Точно. — Он кланяется и машет рукой продолжающим репетировать мимисткам. — Дамы, богини и нимфы, мне не терпится насладиться вашими выступлениями. За вами пошлют в положенном порядке. — Он снова поворачивается к Амаре и Дидоне. — Я позабочусь, чтобы у вас хватило времени выучить стихи.
— Но это же ужасно, — говорит Дидона после его ухода. — Разве мы сможем прилюдно такое спеть?
Амара чувствует, что покрывается потом под своей тонкой одеждой.
— Придется как-то подать эти стихи. Хорошо хоть, что они не длинные. Может, получится спеть их под последнюю мелодию, которой научил нас Сальвий?
— Наверное… — с несчастным видом отвечает Дидона. — Но когда?
— В самом конце. Когда большинство гостей напьются.
К тому времени, как Эгнаций возвращается позвать Амару и Дидону на ужин, мимистки уже стоят, сбившись в кучку и кутаясь в плащи от вечерней прохлады. Помещение, где они дожидались вызова, было скудно освещено немногими масляными лампами, и Амара ослепленно моргает, проходя через более яркие части дома.
— Выглядите великолепно, — говорит Эгнаций, проводя их через запутанную череду комнат. Дом настолько велик, что они даже не слышат прибытия гостей. Она знает, что где-то в этом лабиринте Парис и Галлий пережидают долгую ночь, чтобы благополучно отвести их домой. Их ценность для Феликса значительно возросла. — Вы обе просто сногсшибательны. Обворожительны, как сама Флора.
Амара склоняется к мнению, что Эгнаций расточает любезности всем исполнителям, выступающим в доме Корнелия, однако все равно испытывает благодарность за его поддержку. Они идут так быстро, что она не успевает разглядеть окружающую обстановку. Все поражает баснословным богатством, но, в отличие от дома Зоила, здесь их не встречает при входе ломящийся от серебра стол. На стенах главной передней висят портреты предков Корнелия. Издали доносятся смех и обрывки песни.
— Идемте же в сад, — поторапливая их, бормочет Эгнаций. — По моему опыту, наибольшим успехом пользуются исполнительницы, передвигающиеся между ложами. И не бойтесь вовлекать гостей. А также принимать любые приглашения.
Дидона поглядывает на Амару. Ни та, ни другая девушка не понимает, что имеется в виду под приглашениями — предложения выпить вина или что-либо еще. Воздух напоен сильным ароматом роз. Их цепляющиеся за шпалеры ветви увивают стены, создавая зеленый, испещренный цветными брызгами узор. Амаре вспоминается мать, умело скручивавшая нити веретеном. Пиршественная зала Корнелия с двух сторон открывается в сад, и ее стены и потолок расписаны такими же цветущими розовыми кустами, как те, что растут в переднем дворе. Сад позади залы настолько обширен, что больше напоминает луг.