“. Одну неделю они с Крупской ели телятину, другую — баранину» (Журн. «Дилетант». № 023. Ноябрь 2017. С. 29).
Солженицын говорил: «Сталинизм — не лучше гитлеризма» («Двести лет вместе». Ч. 2). Да и после смерти Сталина мы остро чувствовали, что «всё в бедной отчизне преступно иль глупо», и ничего не могли изменить, — только махать кулаками у себя на кухне да анекдотцы рассказывать. «Новая остро́та обладает таким же действием, как событие, к которому проявляют величайший интерес; она передаётся от одного к другому, как только что полученное известие о победе» (З. Фрейд. Остроумие и его отношение к бессознательному). Не правда ли, это сказано как будто о нас, о нашей недавней жизни?
Самоутверждение путём осмеивания окружающего становится оправданной необходимостью в некоторых особых условиях общественной жизни, например, в условиях советского тоталитаризма.
Как тут не вспомнить песни наших бардов — Владимира Высоцкого, Булата Окуджавы, Александра Галича. О Галиче хочется поговорить поподробнее.
Мой друг Лёня Крысин на наших посиделках в Москве и в походах часто пел песни Галича. Да и мы хором их пели. И отдыхали душой.
Меня удивило, что Солженицын в книге «Двести лет вместе» пишет о Галиче с холодком (это ещё мягко сказано). Он подробно останавливается на этом поэте-песеннике как «типичном — и точном — отобразителе интеллигентского понимания и настроения в СССР в 60-х гг.». Солженицын пишет, что у Галича «еврей всегда: или унижен, страдает, или сидит и гибнет в лагере:
Не ходить вам в камергерах, евреи…
Не сидеть вам ни в Синоде, ни в Сенате.
А сидеть вам в Соловках да в Бутырках.
И как же коротка память — да не у одного Галича, но у всех слушателей, искренно, сердечно принимающих эти сентиментальные строки: да где же те 20 лет, когда не в Соловках сидело советское еврейство — во множестве щеголяло „в камергерах и в Сенате“!» (Ч. 2. С. 464).
Да, было, было! Но стоит вспомнить, что были и многие тысячи евреев, погибших в лагерях, был Мандельштам, который в 1933-м (!) написал:
Мы живём, под собою не чуя страны, —
Наши речи за десять шагов не слышны,
Только слышно кремлёвского горца —
Душегубца и мужикоборца.
Вспоминаю и моих коллег-диссидентов, и моего товарища Костю Бабицкого, который 25 августа 1968 г. в Москве, на Красной площади у Лобного места участвовал в демонстрации протеста против вторжения советских войск в Чехословакию в 1968-м году.
Солженицын ставит Галичу в вину то, что после войны он стал известным советским драматургом (10 пьес) и сценаристом многих фильмов, в том числе премированного фильма о чекистах. «И как же он осознал своё прошлое? — восклицает Солженицын, — своё многолетнее участие в публичной советской лжи, одурманивающей народ?.. —