– Я не знаю, государь, – Репнин заметно растерялся. – Неужто взаправду это?
– То, что несколько господ иноземных хотят создать унию – правда, – я перевел взгляд на табель о рангах. Зачем я во все это лезу? Сложно что-то пытаться изобразить в области, в которой я вообще ничего не смыслю. – Но кто конкретно пытается, не знаю. Слишком плохо у нас, Юрий Никитич, шпионство развито. Упустил дед из вида такое весьма полезное дело, как шпионство. Нам бы вон у де Лириа поучиться, а не бороды на колодах рубить. Может, и не гадали бы тепереча, кто из иноземцев гнусь такую супротив церкви нашей задумал.
– Да как же так, государь Петр Алексеевич, быть того не может, – Репнин нахмурился, между его широкими бровями залегла глубокая складка. – Жаждать захвата землицы, контрибуций, да даже девок в полон – это я понимаю, но посягать на святое? Кем надо быть, чтобы задумать такое?
– Иезуитом, – я потер глаза, чтобы прогнать внезапно навалившуюся дремоту. – Нужно всего лишь быть иезуитом. Хотя аббат Жюбе вроде не иезуит, но я плохо во всех их орденах разбираюсь. Это дело священного Синода ересь эту от наших границ отгонять.
– И то верно, не дело воям соваться туда, где попы должны оборону держать. – У меня создалось впечатление, что он пытается таким вот незамысловатым образом сам себя поддержать. – А вот то, что ты говорил, государь, о шпионах, это действительно очень даже пользительно могло бы оказаться. А что говорит Ушаков Андрей Иванович? Разве ж его Тайная канцелярия не для того была создана, чтобы шпионить и крамолу разную выявлять? Тогда для чего ее распустили?
А я знаю, для чего? Я даже не знал, что она, оказывается, уже была создана. Каюсь, услышав про Ушакова, я грешным делом подумал про адмирала Ушакова. А кто такой Андрей Иванович – вообще ни сном ни духом.
– Не могу ответить на твои вопросы, Юрий Никитич, – я расчетливо посмотрел на своего адъютанта. За окном в это время начали раздаваться приказы, отдаваемые зычным голосом Трубецкого. Опять преображенцы строевую практикуют. Вот что скука с людьми-то делает, они бедные вынуждены делом заниматься, чтобы не помереть невзначай. – А где сейчас Андрей Иванович, не напомнишь мне? Что-то подзабыл я.
– Так ведь после разжалования его в Ревель кинули попервости, а теперь в Ярославле бока отлеживает. Как бы зубы у этого волкодава не сточились от безделья-то. – Репнин не выглядел заядлым интриганом и подавал мне такую интересную информацию, как подавал бы любую сплетню. А я никак не мог определить, что это: тонкий расчет и влияние на меня, вот так, исподволь, или просто язык охота почесать, ведь фактически он здесь один – преображенцы неохотно к себе допускали чужаков. А с другой стороны, не мог он знать, что мне шлея под хвост попадет и я решу его при себе оставить. Значит, Тайная канцелярия и ее руководитель Ушаков, который по причине, мне неведомой, впал в немилость и был сослан в Ярославль. Очень интересно. А еще интереснее провернуть одну штуку, своего рода эксперимент. Все равно заняться сильно нечем, не известно, когда Остерман очухается.