Фон рабочего стола дразнил его. На него смотрел коллаж из портретов известных писателей и большие белые буквы You should be writing[6].
От вина его разморило. Он очнулся от скрежета, такого же, как вчера. Он встал, захлопнул крышку ноутбука и внимательно прислушался. Тишина. Его кабинет окутывала полная тьма. Ян зажмурился и зевнул, а затем поднялся по лестнице в спальню. Снимая брюки, он снова его услышал — медленное царапание по внешней стене. Он замер, не раздевшись. На этот раз звук повторился. Теперь он оказался с другой стороны комнаты, как будто переместился вдоль фасада.
Ян снова натянул брюки, достал фонарик из тумбочки и вышел на улицу, посветил вниз в раскоп вокруг фундамента, сам не зная, чего ищет. Луч света уткнулся в покрытый землей бетон. В углу лежал свернутый желтый дренажный шланг.
Вечерняя прохлада взбодрила его — он проверил все углы, прошел по мосткам над раскопом от двери к боковой стене дома, где находился его кабинет. Фирма по земельным работам еще не успела разрыть ту сторону. Влага на траве блестела под падающим на землю лучом. Ян долго стоял и думал, как что-то может царапать стену снаружи, под землей.
Он поежился и решил, что тут не о чем беспокоиться.
Когда надо мной рушатся тоннели, угрожая похоронить меня заживо, они успокаивают своим шепотом и откапывают из-под завалов. Они мои братья и сестры во тьме. Мои ангелы-хранители.
Пятница, 3 июня
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Катрин, встревоженно глядя на Аннику со стула для посетителей.
Анника покачала головой.
— Ты же видела, — ответила она. — Полная катастрофа, — на секунду она опустила лоб на руку. Потом провела рукой по волосам и глубоко вздохнула, сдерживая слезы. Сегодня она вообще не спала, не накрасилась и даже не помылась перед работой.
Катрин наклонилась вперед и положила руку Аннике на бедро.
— Я считаю, что ты все равно хорошо справилась. Этот председатель оказался настоящим козлом.
Анника улыбнулась.
— Спасибо, ты очень добра. Но я едва помню, что говорила. Половину дебатов я думала, что все-таки, наверное, он прав.
— Почему?
— Не знаю. Мы думали только о том, как спасти издательство. «И мой дом». Живот свело от стыда.
— Но послушай, — сказала Катрин. — Ты же говорила правду. Это просто книга, это не по-настоящему.
— Да, так. Но все же… Те, кто потерял родных из-за Барсука, страдают. Для них это, возможно, не просто книга.
— Мы можем им как-нибудь помочь? — задумчиво спросила Катрин. — Публично извиниться, пожертвовать денег Объединению родственников или что-то вроде. Показать, что нам действительно не все равно?