— За нас! За лучших людей города, достойных вести его в будущее!
Он слегка пригубил коньяк, продолжая оценивать состояния собравшихся, не пора ли подкинуть новых дров в топку недовольства. По залу поплыл тонкий звон, от соприкосновения наполненных дорогими напитками бокалов и рюмок, публика достойно закусила, нахмуренные лица слегка прояснились. Толпа все больше пьянела.
Мужчина с семитскими чертами лица поставил полупустой бокал на столешницу, его лицо исказила неприятная судорога, которая тут же пропала, он снова стала настороженно-спокойным. Рассеяно побарабанив кончиками пальцев по тщательному выбритому подбородку он спросил Романова, комедийно пародируя одесский говор:
— Нет, так что ты получишь, если скинуть Витьку я понимаю, не понимаю я лишь одно, мне какой от этого гешефт? Кинешь свои объедки?
Напряженные лица присутствующих разом повернулись к бузотеру и инициатору встречи. Что ответит на обвинение Романов?
— Ты Александр, как всегда в своем репертуаре! — воскликнул Федор Владиславович, широко разводя руки, словно хотел обняться с оппонентом, но обниматься и не подумал, а сказал жестко:
— Только о собственной выгоде думаешь.
Его собеседник развел руки в стороны и ответил со все тем же акцентом:
— Ну так что Вы хотели? Меня, как и всех здесь присутствующих, интересует мой интерес! — он замолчал, с интересом рассматривая Романова, по лицу которого промелькнула смесь озлобленности и нетерпения, впрочем, тут-же сменившаяся благожелательной улыбкой.
«Главный вопрос, что получит каждый из присутствующих, от него зависит поддержат меня или нет. Витьку, пока совсем не зарвется, они согласны терпеть».
— Вопрос кто станет кем после, — последнее слово Романов выделил голосом, — мы сейчас обсудим, но я гарантирую отмену карточной системы и фиксированных цен, допуск бизнеса к торговле со среднеазиатскими и прочими купцами и передачу заводов в управление городским предпринимателям! И еще помнишь тендер на поставку обедов в школы, под который ты взял кредит, и проиграл? И отдавая деньги банку тебе пришлось продать заправку?
Его собеседник нехорошо прищурился, все балагурство с «одесским» акцентом с него слезло как шкура с линяющего хищника, наружу вышла его человеческая сущность — двуногого хищника.
— И?
— Я точно знаю, что это Соловьев дал указание прокатить тебя!
Глаза мужчина с семитскими чертами лица полыхнули сдержанным гневом, а губы побледнели и сжались в тонкую линию. Налив бокал коньяка, глотнув из него, он произнес, словно выплюнул слова:
— Падла!..Я с тобой Владиславович!