Стоит ли рассказывать о нём? О том, что произошло? Но никто не поверит мне, не так ли? Честно говоря, я сама себе, кажется, не до конца верю. Вдруг со мной случился какой-то приступ… не знаю чего? Какого-то безумия? Вдруг у меня в голове что-то помутилось, и я это всё придумала? Я слышала, что у людей бывают галлюцинации – это когда они видят то, чего на самом деле нет. Со мной это произошло?
Я опускаю голову и смотрю на тыльную сторону ладоней. На руке у меня – следы смазанных чернил. Большую часть смыло морской водой, но мне это точно не привиделось. У меня на руке, явно написанные синими чернилами, проступают остатки каких-то цифр – код для фрирайдов. Я поднимаю руку, показывая его Мэнни. Мне не нужно даже ничего говорить. Он едва заметно кивает, и я знаю, что он меня понял. Тогда-то я и осознаю, что всё куда страннее, чем я могла бы представить.
Немного позже Джейкоб, соцработник из детского дома имени Уинстона Черчилля, приезжает забрать Мэнни, который всё это время был какой-то притихший, сидел с тёплым молоком на диване и не произнёс ни слова.
Уходит он тоже тихо, пробормотав:
– Спасибо.
Идя за Джейкобом к машине, он поворачивается ко мне. Многого Мэнни сказать не может, но его зелёные глаза встречаются с моими, и он спрашивает:
– Это же правда было, а?
– Ага.
Джейкоб нас слышит.
– Ещё бы этого не было, проклятье! Честное слово, Мэнни, ты не поверишь, сколько бланков мне теперь придётся заполнять. Садись в машину. О, и кстати говоря, полагаю, тебе ничего не известно про мою камеру, не так ли?..
Я сочувственно улыбаюсь Мэнни и закрываю дверь.
Изнутри доносится приглушённая ругань родителей.
– …всего-то пошёл в паб, посидеть немного в тишине и покое…
– …даже не начинай, Тед. Как ты можешь ходить по пабам, когда наши счета в таком состоянии, у меня просто в голове не укладывается…
Терпеть не могу слушать, как они грызутся. Иногда мне хочется, чтобы они начали кричать друг над друга, но такое редко бывает: всегда тихие голоса и отрывистые замечания. У бедной Алекс такой вид, будто её окунули в огромный чан с грустью. Видимо, на неё нашипели, потому что она должна была за мной присматривать.
Я не могу этого вынести. К тому времени, как мама с папой возвращаются в гостиную, я решаю всё им рассказать.
То есть буквально всё. Хуже ведь не станет, правда? У Моди на стене в мастерской висит картинка в рамке, на которой написано: «Три вещи нельзя скрыть: солнце, луну и истину».
Так что я вспоминаю об этом и говорю:
– Мам, пап – мне надо всё объяснить.
И я рассказываю им про Мэнни и кобаку, а потом про пещеру.