От самокрутки в его пальцах уже почти ничего не осталось. Мой друг сделал последнюю глубокую затяжку, недовольно нахмурился и продолжил:
– В этом мире существуют только те вещи, которые должны в нем существовать, и происходят лишь те события, которым суждено произойти. Но, поскольку мы полагаем, что крошечные фрагменты знания и опыта, которыми мы обладаем, позволяют нам охватить всю вселенную, то в тот миг, когда мы сталкиваемся с чем-то за пределами этого опыта – с чем-то, не согласующимся с общепринятой точкой зрения и здравым смыслом, – мы говорим: «О, взгляните, разве это не странно?» – или восклицаем: «О, как это необычно!» Как могут люди, которые не знают даже своей собственной истинной природы и происхождения, утверждать, будто они понимают мир? Ха!
– «Люди» – по всей видимости, под этим словом ты сейчас подразумеваешь меня, – это так. Но разве с моей стороны будет ошибкой назвать то, что я не понимаю, «странным»?
– Я, в общем-то, говорил не о тебе, – пробормотал Кёгокудо. Он протянул руку к вещице, напоминавшей маленькую курильницу или баночку, которая стояла подле пепельницы, поставил ее прямо перед собой, накрыл ладонью и добавил: – Я говорил в общем.
– Ладно, как бы то ни было, – немного обиженно ответил я. – Послушай, я признаю, что хорошо разбираюсь только в тех вещах и явлениях, которые подпадают под категорию, как ты выражаешься, «старомодного здравого смысла». Именно поэтому я пришел сюда, чтобы поговорить с тобой.
– Теперь ты представляешь все так, будто я придерживаюсь каких-то нелепых и абсурдных взглядов или обладаю некой мистической проницательностью… Однако в действительности я гораздо больше привержен здравому смыслу, нежели ты сам. Мне бы не хотелось, чтобы ты понял меня неправильно: я уверен в том, что здравый смысл, общепринятая точка зрения, культура – все эти вещи очень важны. Однако вместе с тем они остаются эффективными инструментами лишь в определенных пределах. Думать, что мы можем использовать их для того, чтобы понять любое явление и объяснить все устройство мироздания, – просто высокомерие.
Я нахмурился.
– Что в моем вопросе пришлось тебе не по душе?
Судя по всему, в тех нескольких словах, которые я успел произнести, Кёгокудо усмотрел нечто, что ему не понравилось. Если это было так, то разговор, на который я рассчитывал, был обречен с самого начала. Когда мой друг обнаруживал тему, которая ему нравилась – даже что-нибудь самое банальное вроде того, как правильно ставить тапочки в туалете[12], – он мог рассуждать об этом целый день; но когда ему попадалась тема, которая была ему не интересна, у него была привычка уводить от нее разговор как можно дальше. Нужно сказать, что в тот день мне было весьма любопытно, в каком направлении он попытается уйти в своих умопостроениях.