– Что ж, дорогой Сен-Обер, – перебил его месье Кеснель, – я не собираюсь с вами спорить. Прежде чем мы сможем о чем-то договориться, вам следует вернуться в Париж. И кстати о Венеции: вполне возможно, что следующим летом мне придется туда отправиться. Обстоятельства складываются так, что я могу завладеть этой виллой, которую называют самой очаровательной на свете. В таком случае я отложу ремонт на год и проведу некоторое время в Италии.
Эмили удивили его слова об отъезде за границу, так как несколько минут назад месье Кеснель утверждал о необходимости постоянного присутствия в Париже и невозможности вырваться в деревню хотя бы на месяц. Однако Сен-Обер хорошо знал самовлюбленность собеседника и не считал его заявление странным. А главное, перенос ремонта замка на неопределенное время означал, что он может и вовсе не состояться.
Прежде чем удалиться на ночь, месье Кеснель пожелал побеседовать с хозяином наедине, и они перешли в другую комнату, где провели долгое время. Тема их разговора осталась неизвестной, но, вернувшись в гостиную, Сен-Обер выглядел взволнованным и опечаленным, чем глубоко встревожил супругу. Она хотела узнать причину огорчения, однако в силу природной деликатности сдержалась: если бы Сен-Обер счел нужным посвятить ее в свои дела, то не стал бы дожидаться расспросов.
На следующий день, перед отъездом, месье Кеснель снова уединился с хозяином.
После обеда по прохладе гости отправились в Эпурвиль, настойчиво пригласив хозяев посетить их поместье. Впрочем, приглашение было продиктовано скорее тщеславным стремлением продемонстрировать роскошь собственной жизни, чем желанием доставить удовольствие родственникам.
Проводив месье и мадам Кеснель, Эмили с радостью вернулась к привычным занятиям: к чтению книг, прогулкам, беседам с отцом и матушкой, не меньше дочери довольным освобождением от заносчивых и легкомысленных родственников.
Сославшись на нездоровье, мадам отказалась от обычной прогулки, и отец с дочерью отправились вдвоем.
Они пошли в сторону гор, собираясь навестить старых подопечных месье Сен-Обера, которых, несмотря на скромный достаток, он поддерживал материально.
Терпеливо выслушав жалобы одних, утешив в печали других и порадовав всех сочувствием и доброй улыбкой, Сен-Обер вместе с дочерью отправился в обратный путь через лес,
Где,
Как сказывают старики,
В вечерней тьме лесной народ
Проводит славно время
[1].
– Вечерний лес всегда доставляет радость, – признался Сен-Обер, умиротворенный от осознания оказанной помощи беднякам и оттого особенно настроенный на восприятие красоты. – Помню, как в юности темнота вызывала у меня тысячи волшебных видений и романтических образов. Да и сейчас еще я не избавился от того возвышенного энтузиазма, который рождает поэтические мечты. Я могу разгуливать в глубоких сумерках, вглядываться в темноту и с трепетным восторгом вслушиваться в мистическое бормотание леса.