– А как жилось после снятия осады? – спросила Эмили.
– О, ничего хорошего сказать нельзя, – вздохнула Аннет. – С тех пор синьоры только и делают, что пьют и играют в карты. Сидят ночь напролет и ставят на богатства, награбленные во время воровских походов. А потом начинают ссориться, выясняя, кто победил, а кто проиграл. Говорят, свирепый синьор Верецци постоянно проигрывает, а синьор Орсино у него выигрывает, чем страшно злит, и из-за этого они уже несколько раз ссорились. К тому же все дамы по-прежнему в замке. Всякий раз, встречая кого-нибудь из них в коридорах, я пугаюсь.
– Аннет, – вздрогнув, перебила ее Эмили, – откуда-то доносится шум. Помолчи и послушай сама.
Аннет умолкла, а после долгой паузы ответила:
– Нет, мадемуазель, это ветер гуляет по галерее. Я часто его слышу, когда хлопают старые двери в дальнем конце. Но не хотите ли прилечь, мадемуазель?
Эмили послушалась и легла на кровать, попросив Аннет оставить на камине горящую лампу. После этого горничная устроилась рядом, однако уснуть никак не удавалось: все время казалось, что из коридора доносится шум. Внезапно за дверью отчетливо послышались шаги. Аннет хотела вскочить, но Эмили удержала ее и знаком приказала молчать. Обе в страхе прислушались. Неизвестный потоптался возле двери, а потом подергал ручку и что-то негромко произнес.
– Ради бога, Аннет, не отвечай! – шепотом взмолилась Эмили. – Молчи. Только надо погасить лампу, она нас выдает.
– Пресвятая дева! – забыв об осторожности, воскликнула Аннет. – Ни за что не останусь в темноте!
Пока она говорила, голос за дверью зазвучал громче и назвал горничную по имени.
– Пресвятая дева! – повторила Аннет. – Это же Людовико!
Она поднялась, чтобы открыть дверь, но Эмили остановила ее, желая убедиться, что друг пришел один. Аннет некоторое время говорила с ним через дверь и выяснила, что Людовико явился, чтобы узнать, вернулась ли она к себе после того, как он выпустил ее, чтобы помочь мадемуазель, а сейчас снова собирался запереть. Эмили испугалась, что разговор через дверь будет услышан, и согласилась впустить молодого человека, чье открытое лицо подтвердило сложившееся о нем благоприятное впечатление. Она обратилась к нему за защитой, если Верецци продолжит свои происки, и Людовико пообещал заночевать в соседней комнате, чтобы в случае тревоги сразу прийти на помощь.
Эмили успокоилась, и когда Людовико вышел, опять прилегла и попыталась уснуть, однако хоровод мыслей и волнений прогнал сон. Вспомнился рассказ Аннет о буйстве Монтони и его друзей, но еще бóльшую тревогу вызвало поведение синьора по отношению к ней самой и недавняя опасность, которой едва удалось избежать. Нынешнее положение внушало Эмили ужас. Она видела себя заточенной в замке – гнезде разврата, порока и насилия, где царили беззаконие и несправедливость, – во власти человека, чья настойчивость проявлялась безжалостно и неумолимо, а страсти, среди которых мстительность была далеко не последней, полностью заменили нравственные принципы. Эмили снова призналась себе, что упорствовать в противостоянии безграничной власти не мужество, а глупость. Потеряв надежду на счастье с Валанкуром, она решила, что утром поговорит с Монтони и откажется от прав на поместья в обмен на немедленное возвращение во Францию. Эти размышления долго не позволяли ей уснуть, но Верецци больше не тревожил ее.