Смягчавшие картину тени, покачивавшиеся в мерцании луны волны, тихое мерное бормотание воды на песке настроили Бланш на романтический лад.
– Подумать только: я так долго живу на этом свете, но до сих пор не видела подобных красот и не испытывала истинного восторга! Каждая крестьянская девушка из поместий отца с раннего детства вглядывается в лицо природы и на свободе исследует романтические уголки, а я пряталась за монастырскими стенами и не знала о существовании прекрасных мест, созданных для того, чтобы радовать глаз и пробуждать сердце. Могут ли бедные монахи и монахини испытывать истинное религиозное чувство, если не видят, как встает и садится солнце? До этого вечера я не представляла, что такое Божья благодать, потому что ни разу не видела, как солнце опускается за горизонт. А завтра я впервые в жизни увижу его восход. О, кто захочет жить в Париже, на грязных улицах, среди серых стен, когда здесь, в деревне, можно любоваться голубыми небесами и зеленой землей!
Глубоко искренний монолог был прерван шорохом в зале: испытав рожденный одиночеством и полумраком страх, Бланш заметила движение среди колонн и некоторое время молча наблюдала, а потом, устыдившись нелепой трусости, осмелилась спросить, кто там.
– Ах, дорогая мадемуазель, это вы? – откликнулась старая экономка, пришедшая чтобы закрыть окна.
Ее частое, судорожное дыхание удивило Бланш:
– В чем дело, Доротея? Что тебя испугало?
– Нет, не испугало, мадемуазель, – ответила та, пытаясь выглядеть спокойной. – Но я немолода, и любой пустяк заставляет меня вздрагивать.
Бланш улыбнулась.
– Но я рада, что месье граф решил пожить здесь, – продолжила Доротея. – Замок долго стоял заброшенным, а теперь снова оживет и станет выглядеть почти так же, как при моей покойной госпоже.
Бланш спросила, давно ли скончалась маркиза.
– Увы, мадемуазель! – воскликнула экономка. – Так давно, что я уже перестала считать годы! С тех пор все здесь погрузилось в траур, и люди тоже. Но, по-моему, вы заблудились, мадемуазель. Может быть, проводить вас в обитаемую часть дома?
Бланш поинтересовалась, давно ли было построено это крыло.
– Вскоре после женитьбы господина, – ответила всезнающая Доротея. – Замок и без того был огромным: многими комнатами никогда не пользовались, хотя маркиз содержал многочисленный штат. Но старый замок казался ему мрачным, и он действительно мрачен!
Бланш пожелала вернуться в жилые комнаты. Поскольку коридоры уже погрузились во тьму, Доротея повела ее по краю лужайки в противоположную сторону здания, а открыв дверь, ведущую в холл, увидела мадемуазель Беарн.