Еще больше испугавшись безумного взгляда Валанкура, Эмили едва слышно взмолилась:
– Ради бога, ведите себя разумно! Месье Дюпон вовсе вам не соперник, а граф не его адвокат. У вас нет соперника, как нет и другого врага, кроме себя самого. Сердце мое измучено болью, которая лишь обостряется по мере того, как ваше безумное поведение ясно доказывает, что передо мной совсем не тот человек, которого я любила.
Валанкур не ответил, а молча закрыл лицо ладонями. Эмили стояла рядом и дрожала от горя и страха оставить любимого в смятенном состоянии.
– О, бездна несчастья! – внезапно воскликнул Валанкур. – В своих страданиях я должен винить только себя. Я не могу думать о вас, не вспоминая о поступках, из-за которых вас и потерял! Зачем только я отправился в Париж? Зачем поддался искушениям, ввергнувшим меня в пучину порока? Как бы я желал вернуться в безмятежные дни невинности и покоя, в первые дни нашей любви!
Это воспоминание смягчило его сердце; отчаяние растворилось в слезах. После долгого молчания Валанкур взял Эмили за руку и произнес совсем иным, мягким голосом:
– Неужели вы сможете выдержать разлуку? Неужели отвергнете сердце, которое хотя и грешило, много грешило, но не утратило любви и способно возродиться?
Слезы не позволили Эмили произнести ни слова, а Валанкур продолжал:
– Сможете ли вы забыть былые дни счастья и доверия, когда я не представлял, что способен скрыть от вас хотя бы одну мысль? Когда у меня не было ни единого занятия, в котором не участвовали бы и вы?
– Ах, не побуждайте меня вспоминать те дни, – возразила Эмили, – если не можете научить равнодушию. Я не собираюсь вас упрекать: иначе не плакала бы, – но зачем вы бередите рану, вспоминая о своих былых добродетелях?
– Былые добродетели смогли бы вернуться, если бы питающая их любовь оставалась прежней. Но боюсь, что вы уже не можете любить, иначе прежнее счастливое время не оставило бы вас равнодушной. Но зачем я мучаю себя воспоминаниями? Зачем остаюсь здесь? Разве не безумие вовлекать вас в свои несчастья, даже если бы сердце ваше по-прежнему принадлежало мне? Я не стану больше вас огорчать. И все же, прежде чем уйти, – добавил Валанкур с особым значением, – позвольте повторить: какой бы ни оказалась моя дальнейшая судьба, что бы ни пришлось мне вынести в грядущем, я буду всегда любить вас. А теперь, Эмили, прощайте. Прощайте навсегда!
Голос его дрогнул, и Валанкур снова упал в кресло. Эмили не находила сил выйти из комнаты. Порочное поведение и безрассудство шевалье стерлись из памяти, в душе остались только сожаление и печаль.