Опять началось обсуждение: что делать с захваченной мадемуазель.
– Давайте сначала выясним, что она слышала, – предложил главарь. – Давно вы здесь прячетесь, и что привело вас сюда?
– Прежде всего надо забрать драгоценность, – заявил один из разбойников, подойдя к дрожащей Бланш. – Прекрасная госпожа, попрошу добровольно отдать это колье, иначе я заберу его силой.
Умоляя о пощаде, Бланш сразу отдала украшение, а другие разбойники окружили ее и начали выяснять, что именно она слышала. Когда смятение и страх поведали то, что не желал сказать язык, разбойники многозначительно переглянулись, и двое отошли в дальнюю часть комнаты, чтобы принять решение.
– Ради святого Петра, здесь настоящие бриллианты! – воскликнул тот, кто забрал колье. – Да тут еще и портрет! Такой красивый молодой человек. Полагаю, мадам, это ваш супруг, потому что он только что был с вами.
Растерявшись от страха, Бланш продолжала просить о милости и даже отдала кошелек, пообещав никому не говорить ни слова, если ее отпустят к друзьям.
Разбойник иронически улыбнулся, но в этот момент его внимание привлек далекий шум. Крепко сжав руку жертвы, словно боясь, что та вырвется и убежит, он прислушался. Бланш снова позвала на помощь.
Приближавшийся шум привлек разбойников из дальней части комнаты.
– Нас предали, – заявили они. – Но давайте послушаем: возможно, это наши товарищи возвращаются с гор, и тогда все в порядке. Тише!
Где-то вдалеке раздался выстрел, затем в коридоре послышался звон мечей, смешанный с громкими криками и стонами. Пока разбойники готовили оружие, из-за стен крепости донесся резкий звук рога. Сразу поняв, что он означает, трое из них выбежали из комнаты, оставив пленницу на попечение четвертого.
Умоляя о пощаде и едва не теряя сознание, Бланш среди шума в коридоре уловила голос де Сен-Фуа, а спустя минуту появился и он сам, весь залитый кровью. Следом в комнату ворвались разбойники. Больше Бланш ничего не видела и не слышала: голова у нее закружилась, свет померк, и она потеряла сознание в руках разбойника.
Придя в себя, при тусклом свете она поняла, что находится все в той же комнате, однако ни граф, ни де Сен-Фуа, ни кто-то другой не появились, и Бланш продолжала лежать на полу неподвижно, в состоянии, близком к оцепенению. Страшные образы пережитого вернулись, и она попыталась подняться, чтобы разыскать близких. Вдруг неподалеку раздался тихий стон, напомнивший ей о де Сен-Фуа и о том, состоянии, в котором он появился в комнате. Усилием воли Бланш заставила себя встать, прошла туда, откуда доносились стоны, и при мерцающем свете лампы различила бледное израненное лицо жениха. Не трудно представить ее ужас: на зов он не отвечал, глаза оставались полузакрытыми, а неподвижная рука была покрыта холодным потом. Пока она напрасно повторяла его имя и звала на помощь, в коридоре послышались шаги, и вскоре в комнату вошел человек, но вовсе не отец, граф де Вильфор, а Людовико собственной персоной! Почти не обратив внимания на Бланш, он поспешно перевязал раны де Сен-Фуа и, поняв, что тот потерял много крови, бросился за водой. Уже через несколько мгновений в коридоре послышались другие шаги. Бланш испугалась, что идут разбойники, однако пламя факела высветило встревоженное лицо де Вильфора, который разыскивал дочь. При звуке родного голоса Бланш поднялась и бросилась в его объятия, а граф выронил окровавленный меч и в порыве радости прижал Бланш к груди, а затем спросил о де Сен-Фуа, который начал подавать признаки жизни. Вскоре вернулся Людовико с водой и бренди. Воду поднесли к губам раненого, а бренди смочили виски и руки. Де Сен-Фуа открыл глаза и первым делом произнес имя невесты. Однако радость, испытанная Бланш, омрачилась новой тревогой: Людовико сказал, что раненого необходимо немедленно перенести в надежное место, и добавил: