Но постепенно он начал успокаиваться.
Общенациональный порыв начал возвращать ему веру в конечный успех.
Национальное единство немцев в августе 1914 году было на самом деле впечатляющим.
— Я, — заявил кайзер 4 августа, — больше не различаю партий, я вижу только немцев!
Далеко не крайние из них считали войну путем к освобождению от британских цепей и шагом к европейскому и мировому возвышению.
«Наши оппоненты, — писал немецкий историк Ф. Майнеке осенью 1914 года, — приписывают нам военные планы создания новой Римской империи — но деревья не растут до небес так быстро…
Мы должны, прежде всего, сокрушить Британию до такой степени, чтобы она признала нас равной себе мировой державой, и я верю, что наша мощь для достижения этой цели достаточна».
Что касается России, то военный атташе в Петербурге капитан Г. Эгелинг характеризовал русскую мобилизацию как прелюдию к тактике 1812 года — отступлению в глубину российской территории.
В Германии широко разлился поток ненависти к Британии и России.
— Я, — говорил по этому поводу своим приближенным кайзер, — ненавижу славян. Я знаю, что это грешно, но я не могу не ненавидеть их…
В полночь 31 июля германский посол вручил Сазонову ультиматум, в котором Германия требовала от России в 12-часовой срок демобилизации призванных против Австрии и Германии запасных чинов.
Это требование, технически невыполнимое, к тому же носило характер акта грубого насилия, так как взамен роспуска наших войск Германия не обещала однородной меры со своей стороны.
Австрия в ту пору уже завершила свою мобилизацию, а Германия приступила к ней в этот самый день объявлением у себя «положения опасности войны», а если верить главе временного баварского правительства Курту Эйснеру, вскоре затем убитому, то и тремя днями раньше.
Более того, Берлин в своей ультиматимнуй форме потребовал каких-то объяснений по поводу принятых Россией военных мер.
Ни по существу, ни по форме эти требования были недопустимы.
Военные приготовления западных соседей представляли величайшую опасность, от которой Россию могло оградить только немедленное прекращение ими всяких мобилизационных мер.
Не приходится говорить о том, что демобилизация в эту минуту внесла бы полное и непоправимое расстройство во всю нашу военную организацию, которой наши противники, оставаясь мобилизованными, не замедлили бы воспользоваться, чтобы осуществить беспрепятственно свои замыслы.
Передавая ультиматум своего правительства, германский посол был очень возбужден и повторял свое требование демобилизации.
Сазонов разъяснить ему раздражения причины, по которым русское правительство не могло пойти навстречу желаниям Германии.